|
| К свежему номеру |
Его жизнь в искусстве
22 ноября в Саратовском Доме работников искусств состоялся бенефис актера народного театра Наума Львовича Ротковича – по случаю 50-летия его творческой деятельности.
Было много гостей юбиляра: его коллеги по театру, поклонники его таланта и те, с кем в разные годы ему приходилось играть на сцене. Звучали поздравления, дарились подарки и было много цветов. Но, пожалуй, самым запоминающимся стало то, как юбиляр, обходя столики с гостями, представлял присутствующим каждого, кто пришел поздравить его из далекого или недалекого прошлого его актерской судьбы, и о каждом он рассказывал так, как будто расстался с ним только вчера.
В том числе такой чести удостоился и бывший коллега Наума Ротковича по народному театру, уже после бенефиса попросивший у юбиляра несколько минут
для беседы. А. Свешников: 50 лет – срок, конечно, очень большой. Этот срок человек может не только физически ощутить, но и постичь умом – как большой этап своей жизненной биографии. У тебя есть конкретная дата начала твоей 50-летней актерской биографии?
Н. Роткович: Это был сентябрь 1960 года. Я уже перешел на третий курс Саратовского автодорожного института. А первые два года, честно скажу, я стеснялся пойти в институтский любительский театр, которым руководил замечательный актер драматического театра Андрей Германович Василевский, человек необыкновенного обаяния. Когда он говорил, мальчишки слушали его раскрыв рот, а после репетиции или спектакля девчонки ходили табуном его провожать до дома.
А. Свешников: Приблизившись к пятидесятилетней дате, как ты умом и сердцем воспринял это событие? Это, на мой взгляд, тем более интересно, потому что ты, не будучи профессиональным актером, то есть не служа в таком театре, не был озабочен материальной стороной, а отдавался искусству, так сказать, безвозмездно. Возможно, в этом и состояло твое счастье.
Н. Роткович: Да, пожалуй, я могу назвать себя счастливым человеком. Кстати, в этом большая заслуга моей жены, которая всегда понимала меня. После окончания института я работал в проектной организации, где практиковалась левая работа для заработка. Я же использовал эту возможность довольно редко, посвящая свободное время театральному искусству.
С другой стороны, я с детских лет мечтал стать актером, хотел поступить в театральное училище. Тем более, что передо мной был пример Олега Табакова, который учился в нашей школе, закончив ее пятью годами раньше меня, и стал актером. А известность у него была еще тогда, когда он играл в театре Дворца пионеров.
Но от театрального училища меня отговорила мама. Она говорила: в театре нужно играть хорошие роли, а не «кушать подано». Конечно, она по-своему была права, поскольку примеров тому – масса, когда есть и специальное образование, и работа, а актерская судьба не складывается.
А. Свешников: И мне моя мама говорила то же самое, когда я играл в школьном театре да еще занимался – весьма успешно – художественным чтением. Родители в этом смысле прагматики. Но ведь и они могут ошибиться, не разглядеть истинной актерской или вообще художественной природы ребенка, которая во всю силу может раскрыться не сразу, а постепенно.
Н. Роткович: И все-таки, по прошествии многих лет, я понимаю, что мама была права – потому что, как и в любой профессии, а в театре – тем более, нужно толкаться локтями, чтобы достичь чего-нибудь. Она прямо об этом мне не говорила. Но она знала, что этого я делать не умею. Она говорила: для меня ты самый хороший и красивый, в театре же тебе будет трудно с твоими внешними данными. А в то время в актеры еще подбирали статных, красивых, были амплуа. Это потом, позже стали подбирать по другим принципам.
А. Свешников: Ну что ж, мама, можно сказать, тебя спасла для самого себя, но и ты остался все же верен себе, посвятив себя театральному искусству.
Н. Роткович: Я счастлив уже потому, что сыграл на любительской сцене те роли, которые на профессиональной сцене я никогда бы не сыграл. Даже половину из этих ролей.
А. Свешников: Может быть, ты это сильно сказал, потому что талант есть талант. Хотя правда твоя в том, что нет у тебя «пробивных» способностей, а профессиональный театр, как ты знаешь, в этом смысле очень жесток.
Получается, что тебе в каком-то смысле повезло, и ты стал тем, кем ты стал. Для меня лично, будучи рядом с тобой почти 10 лет в театре тогдашнего Дома ученых и потом наблюдая за тобой из зрительного зала еще в течение многих лет, было и остается ясным одно – о чем я могу сказать тебе не в качестве юбилейного комплимента, а потому что это мнение у меня сложилось за многие годы.
За свою бытность в народном театре я видел много способных и даже талантливых актеров, общение с которыми на сцене доставляло истинное удовольствие. Напомню тебе некоторые, самые запомнившиеся имена: Генриэтта Старчикова, Александра Болтикова, Лариса Бударина-Комиссарова, Геннадий Бухарицын, Галина Вашурина, Владимир Солодков, Валерий Загороднов, Лилия Федорова, Валентина Кузнецова, Юрий Ковалев, Татьяна Кутальчук и, как говорится, другие.
Может, кого-то и запамятовал. Но, чтобы никого не обидеть, скажу, что, во-первых, для меня ты всегда выделялся тем, что тебя, как никого другого, мать-природа одарила мощным, органичным актерским талантом. А во-вторых, тем, что ты этой природой можешь управлять с помощью своей большой трудоспособности – по известной формуле «талант плюс труд».
А если плюс к этому ты работал (или с тобой работал) хороший режиссер, то результат, конечно, был выше всяческих похвал. Помнится, на юбилее ты сказал, что тебе пришлось поработать с двенадцатью режиссерами.
Н. Роткович: Да, именно так. Это тоже счастье, что на моем пути было много режиссеров. Но главный, конечно, Яков Александрович Рубин, с которым я был бок о бок 25 лет.
Правда, познакомился я с ним немного раньше, в 1963 году, когда при горкоме комсомола был создан институт общественных профессий, где Рубин на общественных началах руководил театральным отделением. Занятия были очень интересные, на уровне театрального училища. Однако после первого семестра по какой-то причине все распалось.
А в 1965 году я увидел афишу ДК «Россия» с новым спектаклем – «Клоп» по В. Маяковскому, который поставил Яков Рубин. И я пошел туда. Насколько помню, в следующем году и ты пришел в театр, когда ставили «Доброго человека из Сычуани» по Бертольду Брехту. А в «Клопе» ты участвовал?
А. Свешников: Да, у меня там было несколько небольших ролей: Парень с книгой, Продавец клея, один из Пожарников. Роли очень живые, подвижные, сам спектакль – вихрь, поэтому нужно было быстро переодеваться. И в конце концов, одев светлый элегантный костюм, я весь, что называется, взмыленный, выходил на сцену в последней роли – Директора зоосада.
Н. Роткович: У меня было тоже три роли – и тоже маленькие, но, как ты помнишь, Рубин так строил мизансцены, что каждый выходил на авансцену и произносил прямо в зал свой маленький монолог с полным ощущением, что твоя роль – самая главная.
А в «Добром человеке» я выходил однажды – заменял тебя в роли Второго бога, когда ты был в командировке, а нужно было срочно играть спектакль на каком-то партхозактиве. Помню, что репетировали чуть ли не до утра.
А. Свешников: О Рубине можно говорить бесконечно. Его режиссерская работа в драмтеатре в 60-70-е годы — целая эпоха. Ты, конечно, помнишь его знаменитые спектакли с тогда еще молодым Олегом Янковским: «Баловень судьбы», «Стакан воды», «Таланты и поклонники», «Идиот», в котором Олег великолепно сыграл князя Мышкина.
А как он работал с актерами – вообще отдельная тема. Я всегда любовался, когда он, в жизни достаточно мягкий, интеллигентный человек, на репетиции был очень к нам требовательным, не терпел пренебрежительного отношения к своему делу, например, невыученной роли. Работая с нами, он доводил роль, что называется, до совершенства, и при этом не навязывал своей концепции, а шел от твоей природы, от того, как ты сам решаешь задачу раскрытия роли. Это не забывается. Конечно, когда он ушел из «России» в конце 1967 года в Дом ученых, я (и не только я) долго оставаться там не смог.
Н. Роткович: Я ушел почти сразу после него, а в декабре он пригласил меня в Дом ученых. Я, конечно, с радостью согласился.
А. Свешников: Тебе пришлось сыграть много ролей – это понятно. Но всегда ли эти роли ложились тебе на душу и всегда ли ты был волен играть то, что тебе хотелось, или все же к каким-то ролям у тебя было неприятие, нежелание работать?
Н. Роткович: Если говорить о тех ролях, которые ложились на душу, – это Калошин из «Провинциальных анекдотов» Вампилова. Помнится, это было в году 73 или 74-м, Рубин принес пьесы Вампилова, и мы их читали одну за другой. Потом обсуждали. И для начала Рубин выбрал «Провинциальные анекдоты». Когда я читал эту пьесу в коллективе, над Колошиным все смеялись, а я думал: эта роль для меня и про меня, мой это характер, хотя если подумать, то вроде бы и не про меня. Но мне так казалось.
Другой пример – «Цилиндр» Эдуардо де Филиппо. Тоже герой был мой. Более того, я отдыхал в Сочи, куда приехал Ленинградский театр комедии с этим спектаклем. И когда я его посмотрел, то, приехав в Саратов, порекомендовал ее Рубину, и мы начали работать над этой пьесой.
Но были и такие роли, которым я сопротивлялся. Например, Иван Коломийцев в «Последних» Горького, где ты тоже играл. Сначала я вообще не мог представить себя в этой роли. Во-первых, Иван, потом – полицмейстер и так далее. Правда, когда репетировали, Рубин отзывался о моей игре положительно, но сам я героя своего не видел и не чувствовал.
Но произошло чудо. Помнишь, к нам приходил из театра гример (грим в этом спектакле был сложный). Одели меня по роли, и он начал меня гримировать: усы, бороду и прочее. И когда я посмотрел на себя в зеркало, то увидел, что это не я, а кто-то другой. И в этот момент что-то произошло: от внешнего пошло внутрь, я изменил походку и начал чувствовать этот образ.
Другой случай. Рубин очень хотел ставить Островского и взял «Не было ни гроша, да вдруг алтын». И все актеры как-то удачно легли на роли, а главного – Крутицкого – не было. Рубин говорит мне: будешь ты играть. А я тогда был полненький, кругленький. Говорю Рубину: Яков Александрович, ну как я могу роль человека, который и жену морит голодом, и сам крошки со стола собирает, а я вот какой толстый. Люди будут смеяться.
А ты пофантазируй, говорит Рубин, например, он жену с дочкой держит впроголодь, а сам тайком идет в ресторан, там нажрется – и вот результат с фигурой.
И был у меня второй случай сопротивления роли. Рубин задумал «Дядю Ваню» Чехова. Опять подбор актеров и точное попадание всех на роли. А дяди Вани нет. Он – меня, а я ему опять: ну какой я дядя Ваня? Он меня стал убеждать, а потом сказал: если откажешься, можешь больше в театр не приходить. На счастье, я встретил Леву Шкуратова и пригласил его к нам и предложил Рубину, чтобы он сыграл дядю Ваню.
А. Свешников: Мне кажется, ты напрасно сопротивлялся. Скорее всего, получилось бы, как с Коломийцевым, и ты бы нашел нужный образ. Ведь роль-то не характерная, а психологическая, то есть твоя. Вспомни в этой роли Смоктуновского или Басилашвили.
Я тебе скажу, что когда наблюдал тебя на репетициях и в спектаклях, я понимал, что ты в актерском искусстве человек не простой. Чувствовалось, что ты не мякиш для такого режиссера, который лепит образ, предлагая ему рисунок роли и т. д. Правда, Рубин был не таков.
Н. Роткович: Да, он не навязывал актеру свое видение, не учил его, не проговаривал текст за него, как делают другие, а давал ему возможность самому найти нужное решение, как бы незаметно отсекал от тебя все лишнее (как Роден от камня), и получался искомый образ.
А. Свешников: Более того, я как-то еще в театре поймал себя на мысли, что Рубин открывал во мне через роль, которую я репетировал, какие-то до этого мне неведомые качества, которые даже иногда пугали меня. Неужели это я? – думал. Помню такие роли, как Олег в «Чудесном сплаве» Киршона или Лещ в «Последних». Со стороны – это, можно сказать, отрицательные персонажи: один – развратник, другой – индивидуалист. Нужно было искать в себе краски для того, чтобы образ получился яркий и убедительный. А потом Рубин вдруг предлагает мне Сарафанова в «Старшем сыне» Вампилова. Чудесная, глубокая, трагическая роль человека чистой души и умного сердца.
Наум, расскажи, пожалуйста, вот о чем. Рядом с тобой за твою долгую актерскую жизнь прошло много актеров-любителей. Как тебе удалось запомнить многих и вспомнить о них во время бенефиса? Ты что, перед бенефисом вспоминал, готовился?
Н. Роткович: Нет, я специально не думал, но я боялся, что кого-нибудь не вспомню и не приглашу. Но все они в моей памяти. К сожалению, некоторых я не мог найти – например, Гену Бухарицына. Мы были знакомы мало (помнишь, он играл в «Клопе» Присыпкина – и как убедительно играл), но я его запомнил. Вспоминаю до сих пор Августу Петровну Болтикову. Прекрасная актриса и партнерша.
А. Свешников: Хочу специально тебя спросить о твоих партнерах по спектаклям. Про Болтикову ты сказал. А кто еще тебе особенно запомнился?
Н. Роткович: Конечно, Володя Солодков. Это был замечательный партнер и сам по себе замечательный актер. Он на сцене так выстраивал свой персонаж, что казалось, что он больше работает на тебя, а не на свою роль. Он, действительно, прекрасный актер. Он жил на сцене, проживал свою жизнь. И я это прекрасно видел, когда был с ним на сцене.
И, конечно, Гера Старичкова – прекрасная актриса и партнерша с удивительным обаянием на сцене. С ней было играть очень легко и приятно, она заражала тебя всем этим.
И еще одно: я не помню никого из своих партнеров, с кем мне было бы не комфортно. Со всеми: с тобой, со Львом Слепяном. Почему так? Я думаю, в этом заслуга Рубина. Он как-то умел это делать. Тем более, что он, профессиональный режиссер, но всю жизнь параллельно работал с актерами-любителями. Для него это было своеобразной творческой лабораторией. Помнишь, как он буквально возился с нами 3–4 раза в неделю, а то и чаще.
А. Свешников: Вот еще вопрос. Все эти годы ты наблюдал изнутри жизнь народного театра, то есть театра любительского. Ты помнишь и наш театр во Дворце «Россия», где был огромный коллектив, спектакли с массовками, наблюдал, с какой большой самоотдачей мы играли, буквально выкладывались. Потом театр Дома ученых – более камерный по количеству актеров, но энтузиазм тот же. Как ты думаешь, менялся народный театр за эти годы и как?
Н. Роткович: Безусловно, менялся. В ДК «Россия» был очень спаянный коллектив. Все, независимо – большая роль или маленькая – одинаково отдавались делу. Как говорится, один за всех и все за одного. Репетиции иногда затягивались до утра. В Доме ученых, куда перешли почти все за Рубиным, было то же самое. И среди нас, бесконечно влюбленных в искусство, находились такие, которые были душой коллектива, как, например, Гера Старичкова. То есть мы радовались друг другу, общались в свободные минуты.
Но – жизнь есть жизнь: она менялась и мы менялись вместе с ней. Новая молодежь как-то по-другому выстраивала отношения между собой, более прагматично. Хотя Рубин по-прежнему старался сплотить коллектив. Но если раньше постоянно ходили даже те, кто был пока не занят, то позже таких стало совсем мало. Их, конечно, можно понять, но атмосфера в коллективе стала иной. Да и во время репетиций отношения стали не такими близкими, менее уважительными, это было видно со стороны.
А. Свешников: Если подойти с точки зрения человеческой, что для тебя, для твоего интеллекта и для твоей души дал театр и твое актерское искусство?
Н. Роткович: Каждая роль – это какой-то особый взгляд на жизненную проблему, на то, о чем я, может быть, раньше и не задумывался. Через каждую роль что-то для меня в жизни открывалось. А общение с такими режиссерами, как Рубин, влияло на мою внутреннюю культуру, на интеллект.
И еще – может быть, в шутку, но это действительно так. Играешь какую-то роль, и в твою жизнь переходят отдельные реплики. Ты начинаешь ими пользоваться – либо с юмором, либо всерьез. И так почти из каждого спектакля. То есть роль продолжает жить в тебе.
Вот тебе пример. Мы репетировали «Странную миссис Сэвидж». Рубин говорил нам о трактовке спектакля, о том, что пьеса о том, что нужно быть добрыми друг к другу. А у меня в семье был в это время разлад с тещей. После такой репетиции я еду домой, наполненный тем, что сейчас было в театре, что говорил нам Яков Александрович. Приезжаю, захожу и становлюсь на колени. И происходит примирение.
А. Свешников: Вот тебе и чудо искусства. Я помню еще об одном, что говорил нам Рубин: чтобы хорошо играть на сцене, нужно полюбить друг друга. Тогда и игра будешь лучше, и общение в жизни – с коллегами, с друзьями, в семье – будет другим, более человечным.
Спасибо тебе за беседу. Творческих успехов, новых хороших ролей и всех жизненных благ!
Весь номер на одной странице
|
Кто-то с трёх раз отгадает, что это за «мужик в пинджаке» запечатлён на этом снимке? Мало того, он запечатлён ещё и в бронзе, и стоит на Набережной Космонавтов, где космонавтами и не пахнет». 
26 марта 1989 года состоялись выборы народных депутатов Союза ССР, первые выборы высшего органа власти Советского Союза, на которых избирателям впервые предоставлялся выбор между несколькими кандидатами в депутаты. Впервые в Союзе ССР происходило публичное обсуждение различных предвыборных программ (в том числе и на теледебатах). 
Друзья, главный вопрос: как же так получилось? Почему Путин и олигархический режим в очередной раз победили в России. Кто-то скажет: нарушения, грязная политика. Безусловно, всё это важно и имеет место быть, но только лишь этим ограничиваться неправильно и не позволит нам увидеть ситуацию объективно. 
Движение «Голос» практически ежегодно фиксировало ухудшение ситуации с правами избирателей. К сожалению, именно президентские выборы все последние 24 года демонстрировали своего рода антистандарт проведения избирательных кампаний. Но никогда еще мы не видели президентской кампании, которая настолько не соответствовала бы конституционным стандартам. 
28 февраля, в Саратове у памятника Вавилову общественник Андрей Калашников провел одиночный пикет против введения цензуры в России. На пикете присутствовала корреспондент ИА «Свободные новости». 
18 января 2024 года в музее К.А. Федина прошел вечер памяти Алексея Слаповского (1957 – 2023). На вечере собрались друзья, коллеги, близкие люди, читатели и почитатели его таланта. 
Политик Екатерина Дунцова, которой ЦИК отказала в регистрации в качестве кандидата в президенты, представила в Саратове партию «Рассвет», созданием которой занимается её команда. 16 февраля на встречу с ней в деловом центре «Спутник» пришли порядка 60 человек. 
18 февраля в сквере на улице Грибова, одном из гайд-парков Саратова, состоялся митинг за перенос площадки строительства будущего Столыпинского индустриального парка. 
