Официальный сайт
|
|
Настоящий материал (информация) произведён, распространён иностранным агентом Автономная некоммерческая организация «Институт права и публичной политики» либо касается деятельности иностранного агента Автономная некоммерческая организация «Институт права и публичной политики»
Н.А. БОБРИНСКИЙ, С.М. ДМИТРИЕВСКИЙ
Безнаказанность преступлений стала в России обыденностью. О ней регулярно сообщают средства массовой информации и правозащитные организации. Сотни таких случаев были рассмотрены в международных механизмах защиты прав человека, прежде всего в Европейском Суде по правам человека. Эту проблему признают и представители властей.
Окончание. Начало см. в № 9 (838) от 22.10.2021
Создавать внесудебные комиссии по установлению фактов в качестве самостоятельных органов власти нецелесообразно: это противоречит вре́менному характеру задач, стоящих перед ними, а также общественному (небюрократическому) принципу их формирования. Однако комиссиям в любом случае понадобится организационная опора. Кроме того, для выполнения их задач необходимы властные полномочия. Поэтому видятся два возможных решения: возложить обязанности по поддержке работы комиссий на вновь созданный для целей переходного правосудия орган розыска и следствия (Служба по борьбе с безнаказанностью) либо, если такого специального органа переходного правосудия не будет, создать в действующем органе исполнительной власти (например, в Министерстве юстиции РФ) подразделение по организационному обеспечению комиссий, а доказательства собирать через направление поручений соответствующим розыскным подразделениям МВД России.
Комиссии по расследованию узурпации власти, по возмещению вреда потерпевшим от пыток, по возмещению вреда жертвам вооружённых конфликтов на Северном Кавказе, по проверке негласных ОРМ и следственных действий
Тип органа: Особые коллегиальные общественные органы, наделённые публичными полномочиями. Структура: Комиссия, при ней (в рамках «якорного» органа исполнительной власти – Министерства юстиции или Службы по борьбе с безнаказанностью и защите потерпевших) административный аппарат с отделами документирования, защиты потерпевших и свидетелей и судебным отделом. В составе Службы по борьбе с безнаказанностью (в случае её создания) либо Главного управления МВД по государственной преступности – отдел по координации розыска по поручениям комиссий. Компетенция: Установление обстоятельств правонарушений или причинения вреда в форме составления заключений по отдельным случаям, обобщающих докладов и ведения баз данных, назначение индивидуальных и координация коллективных восстановительных мер (за исключением комиссии по расследованию узурпации власти). Подробнее об этом см. выше в параграфах 1.1–1.4 главы 8. Полномочия: Заслушивание свидетелей, направление поручений о проведении ОРМ. Состав: Комиссии формируются легитимными политическими органами (например, Государственной Думой) из числа обладающих высокой профессиональной репутацией представителей общественных структур, занимавшихся мониторингом нарушений прав человека в соответствующих областях. Особенности отдельных комиссий: Комиссии по расследованию узурпации власти создаются на двух уровнях – общенациональном и межрегиональном. На комиссии возлагаются полномочия по сбору, анализу и обобщению заявлений от участников преступлений против избирательных прав граждан в рамках амнистии для них. Кроме того, комиссии по расследованию узурпации власти обращаются в суд с заявлениями о реабилитации потерпевших от антиконституционных репрессий, с административными исковыми заявлениями об отмене результатов выборов, проводят люстрацию и применяют люстрационные запреты. Комиссия по проверке негласных следственных действий и ОРМ координирует создание общей базы данных о лицах, подвергнутых скрытой слежке.
Тип органа: Государственное научное учреждение. Задачи: См. выше в параграфе 1.5 главы 8. Полномочия: Рассекречивание архивов советских спецслужб, организация доступа к ним, проведение научных исследований, люстрация и назначение люстрационных запретов.
Суть проблемы, которая привела нас к идее суда ad hoc, состоит в следующем. Значительное число лиц, ответственных за грубые нарушения фундаментальных прав человека, совершили как преступления по российскому законодательству, так и преступления по международному праву (военные преступления, преступления против человечности, преступление агрессии). Особенно это обстоятельство касается высокопоставленных подозреваемых, занимавших высшие должности в государственной и военной иерархии. Эти международные преступления, как представляется, исключительно или в подавляющем своём большинстве связаны с вооружёнными конфликтами: на Севером Кавказе (Чечня и сопредельные регионы), в Грузии, на Украине (включая эпизод аннексии Крыма). В связи с этим, на первый взгляд, вполне логичным выглядело бы предложение передать преследование по крайней мере главных подозреваемых в международных преступлениях лиц какому-либо международному судебному механизму (такому, как Международный уголовный суд), оставив российской судебной системе рассмотрение уголовных дел о преступлениях по внутреннему праву – незаконном присвоении и удержании власти, коррупции, пытках и тому подобном.
Однако здесь возникают две группы препятствий. Первая группа препятствий связана с ограниченной юрисдикцией Международного уголовного суда. Временная юрисдикция Суда ограничена 1 июля 2002 года. Преступления, совершённые до этой даты, Судом рассматриваться не могут. Между тем большая часть широкомасштабных и систематических преступлений в Чечне была совершена ранее – имеются в виду эпизоды массовой резни гражданского населения, бомбардировки гражданских объектов (включая использование неизбирательного оружия в густонаселённых районах), создание сети незаконных мест содержания под стражей, массовые «зачистки» (когда объектом нападения становились не отдельные гражданские лица, а гражданское население в целом либо его большие половозрастные группы), действия «эскадронов смерти» и другие. Сюда же можно отнести и загадочные взрывы жилых домов в Москве и Волгодонске, расследование которых имеет огромное значение как для установления причин Второй чеченской войны, так и для понимания генезиса российского авторитарного режима в целом. Кроме того, Международный уголовный суд не компетентен в отношении уголовных дел об актах агрессии, совершённых до 17 июля 2018 года, что исключает возможность расследовать в этом ключе присоединение Крыма и действия российских должностных лиц и вообще российских граждан на территории юго-восточной Украины.
Эти препятствия, если оставаться в строгих рамках концепции международного судебного органа, можно устранить путём учреждения резолюцией Совета безопасности ООН на основании статьи 29 и главы VII Устава ООН специального международного трибунала – как это было сделано для бывшей Югославии и Руанды. Международные трибуналы этого типа могут ретроактивно рассматривать все международные преступления, которые были криминализованы в международном обычном праве на момент их совершения, включая преступление агрессии.
Этот шаг, однако, не устраняет вторую группу препятствий, связанных с тем, что одни и те же подозреваемые из числа представителей высших эшелонов российской власти были, как представляется, вовлечены как в совершение международных преступлений, так и в совершение преступлений по российскому праву. Более того, некоторые важнейшие преступления имеют как международно-правовой, так и национально-правовой аспекты. Безусловно, что взрывы домов в Москве и Волгодонске, кем бы они ни были организованы, связаны с контекстом вооружённого конфликта: они были использованы федеральной стороной конфликта как casus belli, в любом случае способствовали эскалации конфликта, его расширению на территорию Чечни. Таким образом, их можно (и нужно) рассматривать как военное преступление в виде терроризирования гражданского населения, а также (учитывая масштаб жертв и повторение одной и той же модели преступного поведения во всех терактах) – как преступление против человечности в виде терроризма. Однако, если будет доказано, что к планированию, организации этих терактов или попустительству им причастны российские спецслужбы, то эти теракты могут рассматриваться как часть преступного плана по захвату власти – то есть как преступление по национальному праву.
В этих условиях неприемлема ситуация, в которой одна и та же группа обвиняемых «первого уровня» предстанет сразу перед двумя судами – международным и национальным.
В качестве оптимального выхода из обеих дилемм и представляется создание гибридного, национально-международного суда, по примеру Специального суда по Сьерра-Леоне, Чрезвычайных палат в судах Камбоджи по рассмотрению преступлений, совершённых в период существования Демократической Кампучии, института Международных судей в Автономном крае Косово и Группы Окружного суда Дили с исключительной юрисдикцией по серьёзным уголовным преступлениям в Восточном Тиморе. Эти суды учреждены договором между ООН и правительствами тех стран, которые обладают территориальной юрисдикцией в отношении преступлений, отнесённых к компетенции этих судов. А самое главное – их уставы включают как преступления по международному праву, так и избранные составы преступлений по внутригосударственному закону, и состав этих судов тоже гибридный – часть судей, прокуроров и сотрудников канцелярий набирается по международному конкурсу (по аналогии с процедурой, принятой в международных уголовных трибуналах ad hoc и МУС), а часть – рекрутируется из местных кадров. Последнее обстоятельство очень важно также и для того, чтобы повысить легитимность решений такого суда в глазах граждан России.
При такой схеме к персональной компетенции Специального суда можно отнести полномочия устанавливать вину лиц, несущих наиболее существенную ответственность за преступления против универсально признанных прав и свобод человека и международного правопорядка. Такая гибкая формулировка позволила бы Прокурору Суда индивидуально отбирать наиболее важные дела – как с точки зрения положения обвиняемых в государственной иерархии, так и с точки зрения характера преступлений (их широкомасштабного и систематического характера, уровня жестокости и тому подобного). Например, ответственность за организацию и осуществление резни в посёлке Новые Алды вряд ли удастся возложить на лицо выше уровня командира 245-го мотострелкового полка и командира ОМОН города Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Однако чрезвычайная жестокость содеянного (методичное убийство в течение нескольких часов не менее 46 человек, включая стариков и младенцев, изнасилования, разграбление, сожжения домов) оправдывает рассмотрение дел обвиняемых в этом и подобных преступлениях на «главном» процессе.
Сам Специальный суд может рассматриваться:
Специальный суд будет рассматривать дела «главных подозреваемых» и наиболее важные дела, а дела большинства исполнителей и организаторов низшего и среднего звена, а также дела лиц, совершивших изолированные преступления и преступления небольшой тяжести, будут рассматривать суды общей юрисдикции (для чего предлагается создать в их структуре коллегии из специально подготовленных судей – см. выше параграф 3.1 настоящей главы). Специальный суд будет опираться на прецеденты, выработанные другими международными и гибридными уголовными судами и трибуналами. Коллегии по уголовным делам особой подследственности в судах общей юрисдикции также будут связаны подходами, вырабатываемыми прецедентным правом Специального суда.
Однако против модели гибридного (национально-международного) трибунала могут быть выдвинуты несколько веских доводов. Исходя из представления о комплементарной (дополняющей) роли таких судов, выбор этой модели предполагает, что Россия сама не способна организовать суд для рассмотрения дел о наиболее тяжких преступлениях, совершённых её бывшими руководителями. Но было бы несправедливо принять это предположение как данность. На первый взгляд, нет таких непреодолимых препятствий, которые помешали бы нашей стране справиться с этой задачей самостоятельно. Окончательный вывод станет возможным лишь в тот момент, когда появятся необходимые политические условия для запуска переходного правосудия. Кроме того, международные и гибридные уголовные трибуналы часто подвергаются критике за очень медленное рассмотрение дел, а также за в целом низкое доверие к их решениям и выводам о фактических обстоятельствах со стороны общества тех стран, где были совершены отнесённые к их компетенции преступления. В этой связи необходимо обратить внимание и на конституционное препятствие в виде запрета на создание чрезвычайных судов (часть 3 статьи 118 Конституции России).
Участие в системе переходного правосудия российских судов общей юрисдикции поднимает проблему связи предлагаемых мер с судебной реформой – по меньшей мере в силу того факта, что суды играют значительную роль в нарушении прав человека и системе безнаказанности, и известного принципа, в силу которого никто не может быть судьёй в своём деле.
Нам видится три возможных подхода к решению задачи обновления и очищения судейского корпуса. Первый подход – увеличение численности судей (прежде всего, начиная с уровня судов субъектов РФ и выше) и привлечение на вакантные должности новых лиц, не связанных с аппаратами судов и правоохранительными структурами. По такому принципу предлагается комплектовать вновь создаваемые коллегии по уголовным делам особой подследственности. Второй подход – люстрация судейского корпуса, исключение из него лиц, участвовавших в антиконституционных репрессиях и иных нарушениях прав человека. Третий подход – уголовное преследование судей, совершивших преступления против правосудия.
Эти подходы не взаимоисключающие, они могут использоваться в сочетании. С точки зрения интересов восстановления справедливости преимущество должно быть отдано криминальной юстиции. По этим причинам в перечне предлагаемых мер мы ограничились приостановлением полномочий судей на время, необходимое для отмены принятых ими антиконституционных репрессивных судебных актов и принятия решения о предъявлении им обвинений.
Однако возможности уголовного правосудия ограничены, поэтому введение самостоятельной люстрации судей также может быть признано целесообразным. Как представляется на первый взгляд, против такого решения – если оно преследует правомерную цель (например, восстановление доверия к суду) – нет неопровержимых юридических аргументов. Для целей люстрации может быть использован существующий институт дисциплинарной ответственности судей. Кроме того, стоит отметить, что закрытие в 2014 году Высшего Арбитражного Суда и переучреждение Верховного Суда России сопровождалось фактической люстрацией судей этих судов: для перехода в «новый» Верховный Суд судьи «старых» высших судов должны были на общих основаниях подать заявление в Специальную квалификационную коллегию по отбору кандидатов на должности судей Верховного Суда РФ и переназначались на должность только в случае положительного решения этой коллегии и комиссии при Президенте РФ по предварительному рассмотрению кандидатур на должности судей федеральных судов.
Оценка целесообразности названных подходов к обновлению судейского корпуса и разработка конкретных решений выходят за пределы настоящей работы.
Особое внимание при проектировании органов переходного правосудия, участвующих в уголовном судопроизводстве, нужно уделить их компетенции. Определённость в этом вопросе необходима в первую очередь для того, чтобы экстраординарные правовые инструменты (описанные в параграфах 3.1–3.4 главы 8) не оказались в руках тех, для кого они не предназначены, – общих органов уголовного розыска, следствия и прокуратуры и «обычных» судей по уголовным делам. Такое разграничение станет дополнительной гарантией от злоупотреблений этими инструментами со стороны недобросовестных либо просто не подготовленных к решению задач переходного правосудия должностных лиц.
В действующем Уголовно-процессуальном РФ (статья 151) распределение уголовных дел между различными ведомствами, уполномоченными вести их расследование, проводится по двум критериям – предметному (составы преступлений) и персональному (лица, которые совершили или в отношении которых были совершены преступления). Для органов переходного правосудия, будь то Прокурор Специального суда, Служба по борьбе с безнаказанностью или Главное управление СК России по расследованию безнаказанных преступлений, необходимо ввести два особых критерия подследственности – совершение преступления не позднее определённой даты в прошлом («при прежнем режиме») и возможность применения к преступлению с истекшими сроками давности нормы о ретроактивном приостановлении их течения. Значение второго критерия заключается в том, что лишь органы переходного правосудия могут расследовать уголовные дела о преступлениях, по которым хотя и истекли сроки давности, имеются основания для их восстановления (см. параграф 3.1 главы 8).
Предметная и персональная подследственность органов переходного правосудия зависит, в конечном счёте, от их предназначения – будет ли их компетенция узко ретроспективной (расследование преступлений «прежнего режима») или же широкой, охватывающей определённые категории преступлений независимо от их связи с политикой безнаказанности и времени их совершения. В первом случае целесообразно дать следственным органам переходного правосудия самим выбирать, какие совершённые до дня Х преступления расследовать. Для этого необходимо предоставить им право вести предварительное следствие по тем преступлениям, которые они сами выявили (подобная норма уже закреплена в части 5 статьи 151 УПК РФ), а также принимать к своему производству уголовные дела, возбуждённые следователями других органов. При этом полностью исключать какие-либо составы преступлений из компетенции последних и передавать их следственным органам переходного правосудия нет необходимости. Следователи СК России (или его институционального преемника, который может появиться в ходе реформы правоохранительной системы) по-прежнему будут расследовать преступления против жизни или должностные преступления, за исключением тех, которые обнаружат или примут к своему производству их коллеги из переходных следственных органов.
Альтернатива этому узкому подходу заключается в создании полноценного, не связанного временными ограничениями ведомства для расследования должностных преступлений. Это решение, строго говоря, выходит за пределы предмета переходного правосудия и поэтому подробно здесь не анализируется.
Подсудность уголовных дел специальным коллегиям по уголовным делам судов субъектов РФ, в свою очередь, определяется их подследственностью органам переходного правосудия: коллегии рассматривают те уголовные дела, предварительное расследование которых осуществлялось следователями органов переходного правосудия. Необходимо признать, что такая конструкция подсудности содержит в себе определённый элемент произвола, поскольку переходные следственные органы, как указано выше, должны сами выбирать, какие преступления им расследовать. Представляется, тем не менее, что такая дискреция не противоречит конституционным принципам (в том числе, части 1 статьи 47 Конституции России: «Никто не может быть лишен права на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом»).
Работа над этим докладом продолжалась, со значительными перерывами, почти четыре года – с начала 2016 по конец 2019 года. В настоящее время политические условия для преодоления системной безнаказанности преступлений отсутствуют так же, как и в то время, когда доклад был задуман. В январе 2020 года Президент РФ объявил о намерении внести изменения в Конституцию России, что можно расценивать как продолжение линии на противоправное – и до настоящего времени безнаказанное – удержание государственной власти.
Тем не менее мы завершаем этот доклад с мыслью о будущем. Оно не предопределено и поэтому может открыть возможности для осуществления целей, которые вдохновляли нас в этой работе, – преодоление порождённой безнаказанностью общественной неправды, восстановление справедливости и утверждение уважения к праву. Опыт других стран показывает, что такое «окно», как правило, открывается внезапно, и, когда это происходит, действовать нужно быстро. После всего пережитого нашей страной было бы в высшей степени досадно, если бы общество встретило этот момент совсем не подготовленным. Отдавая себе отчёт в том, что наши интеллектуальные возможности едва ли сопоставимы с масштабом поставленной задачи, а воздействие этого доклада на общественное сознание ограничено и его заведомой (в современных политических условиях) маргинальностью, и специально-юридическим жанром, и довольно значительным объёмом, мы тем не менее посчитали своим долгом внести посильный вклад в подготовку той работы, время для которой рано или поздно должно наступить.
В условиях системной безнаказанности преступлений решение человека о том, совершать ли такое преступление или нет, зависит прежде всего от его морального выбора. Тем не менее хотелось бы надеяться, что те читатели этого доклада, которые сами вовлечены в дозволенную властями противоправную деятельность, получат в нём небесполезную пищу для размышлений о потенциальных последствиях своих поступков и задумаются над тем, стоит ли брать на себя дополнительный риск.
На многие практические вопросы переходного правосудия ответов в докладе нет. В реальной жизни переходное правосудие, имеющее дело с событиями прошлого, неотделимо от институциональных реформ, направленных в будущее. Например, люстрация судей и сотрудников правоохранительных органов имеет лишь ограниченный смысл вне общего преобразования суда, полиции и спецслужб. Гарантии защиты прав лиц, подвергнутых негласной слежке, не могут быть только ретроспективными, потому что полностью отказаться от слежки не может позволить себе даже демократическое правовое государство. То же касается правил и практики назначения компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок и еще нескольких правовых институтов, востребованных переходным правосудием. Тем не менее мы решили ограничить предмет этой работы делами прошлого, чтобы сосредоточиться на тех специальных правовых проблемах, которые возникают в связи с ними. Одна из не вошедших в доклад тем, которую нам самим хотелось бы раскрыть в первую очередь, касается способов комплектования и подготовки кадров органов переходного правосудия. Открытым остаётся и конкретное содержание работы этих органов – какие обвинения и кому следует предъявлять, как выстраивать работу по возврату в государственную собственность имущества, которое было отчуждено преступным путём. Эти подробности можно будет оценить лишь в конкретной общественно-политической ситуации, в которой будет разворачиваться программа переходного правосудия.
Доклад обходит молчанием, пожалуй, крупнейшее (по количеству вовлечённых лиц и масштабам последствий) системное правонарушение постсоветской истории – незаконное присоединение к Российской Федерации полуострова Крым. Не ставя под сомнение выводы о неправомерности этого акта, содержащиеся в резолюции Генеральной ассамблеи ООН 68/262, мы тем не менее решили не включать в доклад рекомендации о восстановительных мерах. Это правонарушение не может быть исправлено иначе как на международном уровне, путём переговоров между правительствами России и Украины. По этой причине принятый нами метод «идеальной модели», исключающий политические и прочие привходящие обстоятельства (которые неизбежно будут влиять на содержание этих переговоров и позиции их участников), к урегулированию статуса Крыма заведомо неприменим.
Нам хотелось бы, чтобы, несмотря на нынешнюю тревожную политическую обстановку, доклад стал поводом для дискуссии как в профессиональном, так и в более широком гражданском ключе. Результатом таких дискуссий могло бы стать распространение лежащих в основе переходного правосудия идей в профессиональной юридической среде, уточнение и, возможно, отбраковка некоторых его положений, популяризация цивилизованных методов преодоления безнаказанности преступлений и опровержение ложных стереотипов, существующих в этой области (например, восприятие люстрации как панацеи против всех злодеяний прежнего режима).
Завершить эту работу мы хотим словами надежды на лучшее будущее России, в котором народ нашей страны найдёт в себе силы восстановить справедливость после десятилетий безнаказанности, раскрыть и принять правду о трудном прошлом и воздать должное пострадавшим.
АПК РФ – Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации от 24 июля 2002 года № 95-ФЗ.
ГК РФ – Гражданский кодекс Российской Федерации (части первая, вторая, третья и четвёртая).
ГПК РФ – Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации от 14 ноября 2002 года № 138-ФЗ.
ЕКПЧ, Европейская Конвенция – Конвенция о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года.
ЕСПЧ, Европейский Суд – Европейский Суд по правам человека.
Закон о реабилитации 1991 года – Закон Российской Федерации от 18 октября 1991 года № 1761-I «О реабилитации жертв политических репрессий».
Женевские конвенции (при совместном упоминании) – Конвенция об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях, Конвенция об улучшении участи раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение, из состава вооружённых сил на море, Женевская конвенция об обращении с военнопленными, Женевская конвенция о защите гражданского населения во время войны, от 12 августа 1949 года.
КАС РФ – Кодекс административного судопроизводства Российской Федерации от 8 марта 2015 года № 21-ФЗ.
КоАП РФ – Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях от 30 декабря 2001 года № 195-ФЗ.
МККК – Международный Комитет Красного Креста.
МТБЮ – Международный уголовный трибунал по бывшей Югославии.
МПГПП – Международный пакт о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 года.
МУС – Международный уголовный суд.
НАТО – Организация Североатлантического договора.
ОБСЕ – Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе.
ООН – Организация Объединённых Наций.
ПАСЕ – Парламентская Ассамблея Совета Европы.
Резолюция 60/147 – Резолюция Генеральной ассамблеи ООН 60/147 от 16 декабря 2005 года «Основные принципы и руководящие положения, касающиеся права на правовую защиту и возмещение ущерба для жертв грубых нарушений международных норм в области прав человека и серьёзных нарушений международного гуманитарного права».
Римский статут – Римский Статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 года.
Руководство Совета Европы по искоренению безнаказанности – Руководство Комитета Министров Совета Европы по искоренению безнаказанности серьёзных нарушений прав человека
Свод принципов борьбы с безнаказанностью – Обновлённый свод принципов защиты и поощрения прав человека путём борьбы с безнаказанностью.
СК РФ – Следственный комитет Российской Федерации.
УК РФ – Уголовный кодекс Российской Федерации от 13 июня 1996 года № 63-ФЗ.
УПК РФ – Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18 декабря 2001 № 174-ФЗ.
https://trjustice.ilpp.ru/introduction.html (Материалы, размещенные на сайте Института trjustice.ilpp.ru распространяются некоммерческой организацией, включенной в реестр организаций, предусмотренный пунктом 10 статьи 13.1 Федерального закона «О некоммерческих организациях»)
Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=12092024111139&oldnumber=865