Официальный сайт
|
|
Настоящий материал (информация) произведён, распространён иностранным агентом Автономная некоммерческая организация «Институт права и публичной политики» либо касается деятельности иностранного агента Автономная некоммерческая организация «Институт права и публичной политики»
Н.А. БОБРИНСКИЙ, С.М. ДМИТРИЕВСКИЙ
Безнаказанность преступлений стала в России обыденностью. О ней регулярно сообщают средства массовой информации и правозащитные организации. Сотни таких случаев были рассмотрены в международных механизмах защиты прав человека, прежде всего в Европейском Суде по правам человека. Эту проблему признают и представители властей.
Продолжение. Начало см. в № 9 (838) от 22.10.2021
В Законе о реабилитации намечены различные реституционные меры, направленные на восстановление репрессированных в том положении, в котором они находились до применения мер принуждения.
Во-первых, они восстанавливаются в утраченных в связи с репрессиями социально-политических и гражданских правах, а также в воинских и специальных званиях. Кроме того, им возвращаются государственные награды. Во-вторых, реабилитированные получают право вернуться для проживания в те местности и населённые пункты, где они проживали до применения к ним репрессий. Правда, эта мера после отмены большинства существовавших в СССР ограничений на свободу передвижения и выбора места жительства утратила практическое значение. В-третьих, согласно закону, восстанавливаются в гражданстве Российской Федерации все жители Российской Федерации, лишённые гражданства без их свободного волеизъявления. На практике этим положением могли воспользоваться лишь те, кто проживал на территории РСФСР «непосредственно перед выездом на постоянное жительство за пределы бывшего СССР». При обращении за российским паспортом им необходимо было представить «документ, подтверждающий постоянное проживание на территории России непосредственно перед выездом за пределы бывшего СССР, заверенную копию свидетельства о рождении на территории России». Восстановление российского гражданства на таких условиях явно не было рассчитано на людей, утративших его после эмиграции из России в ходе гражданской войны 1917–1922 годов, и на советских перемещённых лиц, отказавшихся от репатриации по политическим соображениям. В частности, не был аннулирован декрет Всероссийского центрального исполнительного комитета (далее – ВЦИК) и Совета народных комиссаров (далее – СНК) РСФСР от 15 декабря 1921 года «О лишении права гражданства некоторых категорий лиц, находящихся за границей». Лишь отдельным представителям этих волн политической эмиграции гражданство было предоставлено указами Президента РФ.
В-четвёртых, реабилитированным лицам возвращается их имущество, конфискованное, изъятое и вышедшее иным путём из их владения в связи с репрессиями. В случае смерти реабилитированного лица возврат имущества, возмещение его стоимости или выплата денежных компенсаций производится детям, супруге (супругу) либо родителям умершего. При этом возврату не подлежит:
По нашему мнению, национализация недвижимости, предприятий, банковских вкладов, культурных ценностей также относится к числу политических репрессий в соответствии с их определением в Законе о реабилитации. Однако результаты применения этих мер принуждения Законом о реабилитации были фактически подтверждены.
На практике можно добиваться возврата движимых вещей, не включённых в музейные фонды и не ограниченных в обороте иным образом, а также
построек в сельской местности (например, изъятых при раскулачивании или утраченных вследствие депортации).
Если возврат имущества не возможен, выплачивается возмещение его стоимости или компенсация (в случае, если стоимость утраченного нельзя оценить). Размеры возмещения стоимости и компенсации ограничены 4 000 рублей за всё имущество, исключая жилые дома, и 10 000 рублей за всё имущество, включая жилые дома.
Законом о реабилитации предусмотрена единовременная денежная компенсация за лишение свободы, а также меры социальной поддержки (см. статьи 15-16).
Размер компенсации определяется исходя из продолжительности лишения свободы. В первоначальной редакции Закона она составляла 180 рублей за месяц заключения, но не более 25 000 рублей. В дальнейшем компенсация рассчитывалась исходя из минимального размера оплаты труда (далее – МРОТ) – три четверти МРОТ за месяц и не более ста МРОТ в целом. В настоящее время в законе снова указаны твёрдые суммы, но более чем скромного размера – 75 рублей за месяц лишения свободы или пребывания в психиатрических лечебных заведениях, но не более 10 000 рублей.
Изначально в Законе о реабилитации (см. статью 16) был установлен перечень неденежных льгот, причитающихся реабилитированным. Это, во-первых, право на первоочередное получение жилья в случае его утраты в связи с репрессиями. Во-вторых, различные льготы для инвалидов и пенсионеров, ранее подвергшихся по политическим мотивам лишению свободы, ссылке или высылке.
С 2005 года обеспечение реабилитированных жильём и социальной поддержкой отнесено к компетенции субъектов РФ. Они самостоятельно определяют объём поддержки и порядок её оказания.
В декабре 2019 года Конституционный Суд признал неконституционной статью 13 Закона о реабилитации в силу неопределённости порядка реализации права возвращающихся жертв политических репрессий на обеспечение жилыми помещениями.
Одна из целей Закона о реабилитации, указанная в его преамбуле, – это «обеспечение посильной в настоящее время компенсации материального ущерба» от политических репрессий. В условиях экономического краха 1991 года оговорка о «посильном» уровне компенсации была уместной. Однако она оставалась неизменной и в годы бурного экономического роста первого десятилетия XXI века, когда государству было вполне по силам возместить материальный ущерб в объёмах, существенно бóльших, чем было предусмотрено в законе. Спустя 28 лет после принятия Закона о реабилитации Конституционный Суд указал на обязанность государства стремиться к «возможно более полному возмещению такого вреда на основе максимально возможного использования имеющихся средств и финансово-экономического потенциала».
Как сказано выше, реабилитация по своему содержанию является, помимо прочего, индивидуальной мерой морального удовлетворения (сатисфакции) потерпевших от политических репрессий. Этот результат достигается через официальное признание того, что репрессии были применены необоснованно и что подвергнутый им человек невиновен. Оформляется такое признание выдачей справки о реабилитации. Этим усилия государства в данном вопросе и ограничиваются. Вопреки положению части первой статьи 18 Закона о реабилитации официальное опубликование списков реабилитированных не производится, а увековечением их памяти занимаются в основном общественные объединения и частные лица.
Коллективная сатисфакция предоставлена жертвам политических репрессий в форме официального признания политических репрессий в советской России и их осуждения в преамбуле Закона о реабилитации: «За годы Советской власти миллионы людей стали жертвами произвола тоталитарного государства, подверглись репрессиям за политические и религиозные убеждения, по социальным, национальным и иным признакам. Осуждая многолетний террор и массовые преследования своего народа как несовместимые с идеей права и справедливости, Федеральное Собрание Российской Федерации выражает глубокое сочувствие жертвам необоснованных репрессий, их родным и близким, заявляет о неуклонном стремлении добиваться реальных гарантий обеспечения законности и прав человека».
Помимо общего признания и осуждения политических репрессий в этом законе, российские власти официально осуждали отдельные случаи или виды репрессий. Часть этих документов перечислена выше. К ним можно отнести и заявление Государственной Думы от 2 апреля 2008 года «Памяти жертв голода 30-х годов на территории СССР», в котором названы причины этой трагедии, признана связь между голодом и насильственной коллективизацией и осуждён «режим, пренебрегший жизнью людей ради достижения экономических и политических целей». Следует также отметить заявление Государственной Думы от 26 ноября 2010 года «О Катынской трагедии и ее жертвах». В нём расстрел польских военнопленных назван «преступлением», совершённым «по прямому указанию Сталина и других советских руководителей».
С определённой точки зрения, актом коллективной сатисфакции стал и процесс в Конституционном Суде по делу КПСС. Тогда Президент России представил в суд документы и другие доказательства преступлений, совершённых коммунистической партией. Это действие можно рассматривать как официальное признание преступлений партии со стороны главы государства. Однако в тексте самого постановления Конституционного Суда они упоминаются лишь одной строкой, а материалы этого судебного процесса официально публиковались только один раз в середине 90-х годов.
К числу мер коллективной сатисфакции следует отнести и создание музеев и экспозиций, посвящённых политическим репрессиям, а также создание памятников жертвам политических репрессий.
Политические репрессии – это единственная категория преступлений коммунистического режима, подвергшаяся в постсоветской России последовательной, хотя и односторонней, правовой проработке. При всей её широте, эта категория далека от того, чтобы охватить все безнаказанные противоправные практики советской эпохи.
Описание советской системной преступности нуждается в самостоятельном исследовании. Далее мы попробуем показать, как с точки зрения современного российского права оценивается коммунистический режим в целом, и назовём те области советской системной преступности, которые, по нашему мнению, нуждались в переходном правосудии, но, в отличие от политических репрессий, его так и не получили.
Октябрьский переворот и последовавший за ним разгон Учредительного собрания были преступлениями по законам Российского государства, а именно бунтом против верховной власти, наказуемым на основании статьи 100 Уголовного уложения 1903 года в редакции постановления Временного правительства от 4 августа 1917 года. Эти преступления остались безнаказанными. Очевидно, что их участники давно умерли и к моменту падения коммунистического режима не могли быть привлечены к уголовной ответственности. Потерпевшим от этих преступлений был весь народ России, лишённый из-за них возможности установить через Учредительное собрание «образ правления и новые основные законы Государства Российского». Из этого следует, что средство исправления причинённого большевистским переворотом вреда заключалось в новом учреждении российской государственности на демократических началах. В качестве такого исправления следует рассматривать принятие Конституции России на всенародном референдуме 12 декабря 1993 года. Поэтому, по нашему мнению, вопрос о юридических последствиях самого октябрьского переворота на территории Российской Федерации был в этот момент закрыт.
Этого нельзя сказать о правовой оценке коммунистического режима в целом. От его характеристики зависит по меньшей мере три вопроса, которые сохранили своё юридическое значение и после восстановления демократической государственности. Во-первых, было ли удержание власти в стране коммунистической партией правонарушением, и если да, какова ответственность за него и кто должен её нести? Во-вторых, какова юридическая сила нормативно-правовых актов, которыми были оформлены организованные советской властью политические репрессии, репрессивные экономические меры и иные грубые нарушения прав человека? В-третьих, имели ли граждане России право на сопротивление советской власти?
Постановка вопроса о юридической ответственности КПСС неразрывно связана с попыткой государственного переворота в Советском Союзе в августе 1991 года. За провалом августовского путча последовал ряд актов высших государственных органов СССР и России, направленных против коммунистической партии. 23 августа 1991 года Президент России приостановил деятельность органов и организаций Коммунистической партии РСФСР, поручил МВД и прокуратуре провести расследование фактов её антиконституционной деятельности. Два дня спустя всё имущество КПСС и Коммунистической партии РСФСР на территории России и за границей было объявлено государственной собственностью РСФСР. 29 августа Верховный Совет СССР приостановил деятельность КПСС на всей территории и поручил прокуратуре провести расследование участия органов КПСС в попытке насильственного изменения конституционного строя. Против участников Государственного комитета по чрезвычайному положению было возбуждено уголовное дело по обвинению в измене родине в форме заговора с целью захвата власти (статья 64 УК РСФСР).
Указом Президента РСФСР от 6 ноября 1991 года политические обвинения в адрес коммунистической партии были распространены на её деятельность в целом, которая «носила явно антинародный, антиконституционный характер, была прямо связана с разжиганием среди народов страны религиозной, социальной и национальной розни, посягательством на основополагающие, признанные всем международным сообществом права и свободы человека и гражданина». В качестве превентивной меры против новых попыток «антинародного переворота» деятельность КПСС, КП РСФСР на территории России была прекращена, а их организационные структуры распущены. Одновременно Президент России запретил преследование граждан за факт принадлежности к коммунистической партии. Этот запрет ознаменовал отказ российского государственного руководства от люстрации функционеров и членов партии.
Перспектива поражения в правах по признаку партийной принадлежности снова возникла в связи с делом КПСС – оспариванием в Конституционном Суде вышеперечисленных указов Президента РСФСР и проверкой конституционности самой КПСС. Признание компартии, её целей и деятельности антиконституционными открывало возможность для введения гарантий неповторения совершённых ею правонарушений. Подобной гарантией мог стать запрет на создание партий и общественных объединений с наименованиями, идентичными тем, которые когда-либо носила КПСС, либо объединений, признающих свою историческую, юридическую, организационную преемственность с КПСС (КП РСФСР), либо пропагандирующих идеологию и практику советского коммунизма. Во всяком случае, такая точка зрения была выражена в особом мнении судьи А. Л. Кононова, бывшего докладчиком по данному делу и, по его недавнему признанию, подготовившего проект постановления суда. В последний момент большинством его коллег проект был отвергнут, а производство по вопросу о конституционности КПСС прекращено в связи с её фактическим распадом. Суд ограничился признанием конституционности основных положений указов Президента России о приостановлении деятельности и роспуске КПСС и КП РСФСР на том основании, что их руководящие структуры, вопреки конституциям СССР и РСФСР, осуществляли государственно-правовые функции.
Характеризуя политический строй Советского Союза, Конституционный Суд признал, что «в стране в течение длительного времени господствовал режим неограниченной, опирающейся на насилие власти узкой группы коммунистических функционеров, объединённых в политбюро ЦК КПСС во главе с генеральным секретарем ЦК КПСС». Однако эта яркая фраза не послужила поводом к возбуждению новых уголовных дел в отношении бывших членов политбюро. Это неудивительно, ведь советское законодательство, хотя и предусматривало ответственность за самовольное присвоение власти должностного лица (статья 194 УК РСФСР 1960 года, преступление небольшой тяжести), но до февраля 1990 года прямо уполномочивало КПСС определять линию внутренней и внешней политики СССР (статья 6 Конституции СССР 1977 года), что позволяло партийным структурам законно руководить государством.
Оценка власти КПСС как узурпаторской и недемократической могла бы создать основание для признания советского законодательства изначально ничтожным. Практический смысл аннулирование советских законов имело лишь в той мере, в которой они оформляли те репрессивные акты коммунистического режима, последствия которых были устранимы и после его падения. Осуждение власти КПСС могло быть использовано и для обоснования пересмотра репрессивных мер против вооружённого сопротивления коммунистическому режиму, будь то участники Белого движения или крестьяне, боровшиеся против коллективизации и раскулачивания. Их реабилитация была бы равносильна признанию за ними права на восстание против советской власти.
Однако ответа на эти вопросы, связанные с узурпаторской сущностью коммунистического режима, российские законы не дают.
Идея аннулирования советских законов по признаку их противоречия Конституции России практического развития не получила. В частности, Конституционный Суд неоднократно отказывал в принятии к рассмотрению жалоб на неконституционность применения судами Декрета ВЦИК от 20 августа 1918 года «Об отмене права частной собственности на недвижимость в городах», ссылаясь на неподведомственность ему этого вопроса. Заявители обосновывали свои жалобы противоречием этого декрета статье 35 Конституции РФ, гарантирующей право частной собственности. Суд в ответ на этот довод указывал, что восстановление прав частных собственников на национализированное имущество составляет прерогативу законодателя.
Что касается права на сопротивление советской власти, универсального признания оно также не получило. Ряду репрессированных видных участников антибольшевистского сопротивления было отказано в реабилитации. Единственными «дозволенными» впоследствии способами сопротивления советской власти оказались «антисоветская агитация» и побег из места заключения.
Систематический анализ связанных с вооружёнными конфликтами преступлений, совершённых советским государственным руководством и военнослужащими, отсутствует. Признаки агрессии со стороны Советского Союза имелись во многих вооружённых конфликтах с его участием: в войне против Польши в сентябре 1939 года, в советско-финской войне 1939-1940 годов, в аннексии Прибалтийских стран в 1940 году, в подавлении Венгерской революции 1956 года и Пражской весны в Чехословакии в 1968 году. В качестве агрессивной политики СССР можно рассматривать и войну в Афганистане 1979-1989 годов.
Отдельные деяния, достигающие уровня военных преступлений по международному праву, по-видимому, расследовались ещё советскими органами военной юстиции, а виновные в них лица привлекались к уголовной ответственности. Такая практика существовала, в частности, во время советской военной операции в Афганистане. В 1989 году военнослужащие, совершившие преступления в Афганистане, были освобождены от уголовной ответственности, что положило конец их дальнейшему уголовному преследованию.
Единственный известный случай российского расследования военных преступлений советского периода – это Катынское дело, о котором уже говорилось в связи с политическими репрессиями. Старший военный прокурор Главной военной прокуратуры РФ Анатолий Яблоков в постановлении о прекращении уголовного дела от 13 июля 1994 года признал И. В. Сталина и приближённых к нему членов Политбюро ЦК ВКП (б) В. М. Молотова, К. Е. Ворошилова, М. И. Калинина, Л. М. Кагановича, А. И. Микояна и Л. П. Берию, а также руководителей НКВД/НКГБ/МГБ СССР и исполнителей расстрелов на местах виновными в совершении преступлений, предусмотренных пунктами «а», «б» и «в» статьи 6 Устава Международного военного трибунала в Нюрнберге (преступления против мира, человечества, военные преступления), и в геноциде польских граждан. Однако это постановление было отменено, и в дальнейшем «действия ряда конкретных высокопоставленных должностных лиц СССР [были] квалифицированы по пункту «б» статьи 193-17 УК РСФСР (1926 года)». Как следует из заявления представителя РФ в Европейском Суде по правам человека, с точки зрения российского правительства, в международном праве по состоянию на 1940 год отсутствовали основания для квалификации «Катынских событий» как военных преступлений или преступлений против человечности. Европейский Суд по правам человека подтвердил отсутствие у России обязательств по расследованию убийств польских военнопленных на основании Конвенции о защите прав человека и основных свобод, поскольку данные преступления произошли за десять лет до принятия самой конвенции.
Каких-либо специальных мер по возмещению ущерба потерпевшим от нарушений международного гуманитарного права в ходе вооружённых конфликтов с участием СССР российское законодательство не содержит. Пожалуй, в качестве единственного в своём роде акта моральной сатисфакции потерпевшим от военных преступлений можно назвать заявление Государственной Думы 2010 года «О Катынской трагедии и её жертвах», в котором признана ответственность «Сталина и других советских руководителей» за расстрел, и выражено «глубокое сочувствие всем жертвам необоснованных репрессий, их родным и близким». Примечательно, что в сделанном годом ранее заявлении верхней палаты парламента «В связи с 30-й годовщиной ввода ограниченного контингента советских войск в Афганистан» слов сожаления о жертвах войны в Афганистане нет, сказано лишь о «невосполнимых потерях среди советских и афганских граждан».
Как уже было сказано, содержание и практика применения Закона о реабилитации не позволяют отнести к политическим репрессиям меры экономического принуждения, систематически применявшиеся советской властью в различные периоды её существования. В их числе можно назвать, в хронологическом порядке, национализацию земли, предприятий, банковских вкладов, недвижимости в городах, карательное налогообложение, коллективизацию, принудительный бесплатный (недооплаченный) труд в колхозах и совхозах и иные меры принуждения. Эти инициативы советского правительства можно обобщённо назвать экономическими репрессиями – экономическими по содержанию, в то время как мотив их применения также можно считать политическим (прежде всего, подавление классов, враждебных «пролетарской диктатуре»).
Специальных механизмов возмещения вреда, причинённого экономическими репрессиями, в России нет. Напротив, применительно к экспроприированной недвижимости в российском законодательстве постепенно утвердился прямой отказ от её возврата или возмещения её стоимости. Как уже было отмечено, ещё в 1991 году в положениях Закона о реабилитации относительно возврата имущества, выбывшего из владения в связи с политическими репрессиями, было специально предусмотрено изъятие для земли и другого имущества, национализированного (муниципализированного) в соответствии с советским законодательством. В принятом в 2001 году Земельном кодексе РФ отказ от реституции прав на землю был закреплён окончательно (пункт 3 статьи 25).
С определённой долей условности в качестве меры возмещения вреда, причинённого национализацией и коллективизацией земли, можно рассматривать запущенную в 1991 году приватизацию сельскохозяйственных угодий. Право на земельный пай (его, теоретически, можно было выделить в натуре) получили члены колхозов и работники совхозов. Среди них были и наследники крестьян, у которых земля была экспроприирована в 1917-1918 годах и (или) впоследствии изъята в ходе коллективизации.
Отметим, что несмотря на законодательные запреты реституции прав на недвижимость, возможность её проведения сохраняется в той мере, в которой ранее национализированные земельные участки и постройки по-прежнему находятся в государственной или муниципальной собственности.
Оперативную разработку в отношении лиц, которых коммунистическое руководство считало политически неблагонадёжными, можно рассматривать в качестве одного из видов политических репрессий, поскольку она приводила к произвольному вторжению в частную жизнь людей. Однако на практике к тем, за кем органы госбезопасности «лишь» следили, Закон о реабилитации не применяется.
Главное средство исправления последствий политически мотивированного вмешательства в частную жизнь – это предоставление доступа к материалам оперативной разработки. Помимо защиты прав пострадавших от слежки раскрытие этих архивных материалов позволило бы восстановить доброе имя тех людей, которых подозревали в доносительстве, возможно безосновательно.
Общественная дискуссия о доступе к архивам КГБ и люстрации началась сразу после поражения августовского путча 1991 года. Вышедший победителем из политического кризиса президент России Борис Ельцин попытался ликвидировать две главные опоры советского коммунистического режима – партию и спецслужбы. С этой целью новым руководителем КГБ был назначен не связанный с органами госбезопасности человек – Вадим Бакатин. Кроме того, было создано несколько парламентских и ведомственных комиссий по расследованию и проверке конституционности различных аспектов деятельности комитета, а также было принято решение об изъятии у КГБ его архивов. В сложившейся обстановке получила распространение идея предать огласке имена секретных осведомителей КГБ. Бакатин, несмотря на принятую им на себя роль «ликвидатора» органов госбезопасности, это предложение отверг, заявив уже через неделю после поражения августовского путча, что «виноваты не люди, а система, которая их воспитала», и что призывы к открытию архивов могут ещё больше расколоть общество. Отдельные члены работавших в КГБ проверочных комиссий решили взять инициативу в свои руки и в начале 1992 года опубликовали фрагменты отчётов 5-го управления КГБ (идеологическая контрразведка) с агентурными именами осведомителей.
На фоне этих стихийных разоблачений было подготовлено предложение о передаче в государственные архивы личных дел бывших сотрудников органов госбезопасности (со сроком хранения 30 лет и более), дел оперативного учёта и личных дел агентуры. Однако необходимой политической поддержки эти смелые проекты не получили. Этим воспользовались противники люстрации, обеспечившие уже в марте 1992 года принятие Закона РФ «Об оперативно-розыскной деятельности в Российской Федерации». В нём было закреплено положение о секретности сведений об организации и тактике оперативно-розыскной деятельности. Вопрос о раскрытии имён сотрудников и осведомителей КГБ был таким образом снят с политической повестки.
Подавляющее большинство виновных даже в наиболее тяжких преступлениях коммунистического режима остались безнаказанными. Государство не провело официального публичного расследования этих преступлений, отдав эту задачу на попечение общественных организаций и частных лиц. Из числа мер возмещения вреда для жертв политических репрессий в России относительно эффективно и последовательно применяется индивидуальная сатисфакция (в виде реабилитации). Реституция и компенсации хотя и были предусмотрены, но из-за значительных изъятий (в первом случае) и ничтожных размеров (во втором) их нельзя признать действенными средствами правовой защиты. Возмещение вреда от других преступлений коммунистического режима, не отнесённых к политическим репрессиям, ограничивается отдельными актами коллективной сатисфакции. Люстрация сотрудников советских спецслужб, призванная защитить страну от повторения совершённых ими преступлений, проведена не была, их архивы до сих пор в значительной мере закрыты для общества.
https://trjustice.ilpp.ru/introduction.html (Материалы, размещенные на сайте Института trjustice.ilpp.ru распространяются некоммерческой организацией, включенной в реестр организаций, предусмотренный пунктом 10 статьи 13.1 Федерального закона «О некоммерческих организациях»)
Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=2102023065427&oldnumber=856