С. Пархоменко: «Постепенно история с Немцовым уходит куда-то на дно»

Я вот смотрю на смски, которые уже начали приходить. Это означает, что вся система эта работает. Наталья пишет мне: «Вспомните Немцова в передаче, это было ровно месяц назад». Да, сегодня 27 марта, это означает, что ровно месяц тому назад Борис Немцов последний раз сидел за этим столом, в этой студии, перед этим микрофоном, перед соседним микрофоном, в метре от меня. И прямо отсюда отправился на мост, через некоторое время он оказался там, и там его благополучно и убили.

Что мы знаем месяц спустя про это убийство? Мы знаем, что есть странные видеозаписи, до сих пор не объясненные, на которых ездят и останавливаются какие-то машины, ходят какие-то люди вокруг тела еще живого и умирающего Бориса Немцова. Мы знаем, что есть официальная версия, которая не объясняет этой видеозаписи. И на вопросы о противоречиях между этой видеозаписью и официальной версией следователи отвечают: неважно. Ну, там, машина остановилась, это вот уборочная эта машина, ну, остановилась, да. А что она там остановилась? Ну, остановилась. А как она там оказалась? Ну, она как-то оказалась. А вот какие-то люди там ходят. Ну, ходят какие-то люди, да. А что они там?.. Ну, они там что-то ходят.

Вот примерно на таком уровне происходит разговор, если вы посмотрите на изложение бесед со следователями. Особенно, например, последнее время «Комсомольская правда» как-то усердствует вот в такого рода всяких феерических интервью со следователями, у которых на самом деле не сходятся никакие концы ни с какими концами.

Официальной версией является версия фанатиков из Чеченской республики. Вот есть несколько человек, которые почему-то оттуда приехали и из таких фанатических соображений убили Немцова. При этом в ходе следствия выясняется, что, в общем, независимость Чеченской республики от Российской Федерации является состоявшимся фактом, потому что там существует какой-то совсем отдельный режим действия законов и совсем отдельные условия для работы российской полиции, следственных органов и так далее. Они там то могут передвигаться, то не могут передвигаться, то не могут проникнуть в какой-то населенный пункт, то не могут поговорить с человеком, который требуется им в качестве свидетеля. В какой-то момент выяснилось, что тех подозреваемых, которые сейчас есть, арестовали только потому, что они как-то неосторожно выехали из Чеченской республики и попались в соседней Ингушетии. Ну, в общем, это какое-то удивительное такое особое место, где все не так, где все гораздо интереснее, чем в других местах, как выяснилось. Вот это тоже то, что мы знаем.

Еще мы знаем, что продолжение этой версии – это прекрасный способ остановить следствие на середине. Вот есть как бы три больших звена у этой цепочки. Есть самое первое – собственно исполнители. Есть второе – это координаторы, организаторы, так сказать, поддерживающая, обеспечивающая часть всего этого процесса убийства. Есть третье – это заказчики и вдохновители.

По поводу первой вот нам как-то твердо указывают на некоторых людей. По поводу второй начинаются всякие феерические фантастические обстоятельства, типа каких-то удивительных людей на Украине, каких-то поразительных организаторов покушения на Путина из Одессы. Ну, в общем, опять какая-то многочисленная фантастика. Ну, а насчет третьего просто ничего. И, собственно, как я понимаю, удобство этой версии заключается в том, что, в общем, как-то даже не предполагается, что можно этому следствию продвинуться куда-то дальше вот этого вот второго уровня, уровня непосредственных организаторов и координаторов.

Мотива ясного по-прежнему нет, мотив, который предлагался, месть за неосторожное высказывание по поводу Charlie Hebdo, развалился этот мотив, потому что выяснилось, что эти люди были в Москве раньше и вертелись вокруг Немцова раньше, и, несомненно, подготовка к этому преступлению началась раньше, чем случилась трагедия с Charlie Hebdo.

Так что, мотива нет, ясного представления о том, признают или не признают вот эти подозреваемые свою вину, тоже нет. Потому что следствие продолжает настаивать на том, что, да, признают, а как только вблизи их появляются какие-то люди не изнутри следствия (например, вот правозащитники из группы наблюдения за местами заключения), выясняется, что они отказываются от своих показаний.

Чрезвычайно странная история с одним из подозреваемых, который был убит на территории Чеченской республики. Неясное представление о том, применялись или не применялись пытки в отношении подозреваемых. Неясная ситуация со свидетелем там на мосту, который то говорит, что человек, которого он видел, похож на официального, так сказать, основного подозреваемого, то говорит, что ничего общего. Ну, в общем, одни сплошные неясные обстоятельства по истечении этого месяца.

И, в общем, ну, это совершенно очевидно, это обычное свойство человеческой психики и массовой психологии, несомненно: постепенно событие затягивается такой тиной забвения, потому что происходят новые события, некоторые из этих событий очень яркие, некоторые из этих событий невероятно драматичные, такие какие-то экзотические, кинематографические, они отвлекают внимание, они собирают на себе и сочувствие, и ужас, и страх, и жалость, самые сильные чувства, которые владеют нами.

И постепенно, постепенно история с Немцовым уходит куда-то на дно, туда же, где убийство Щекочихина, где убийство Политковской, где убийство Листьева, где убийство Холодова, где убийство Хлебникова и где многие другие убийства по политическим, околополитическим или почти политическим мотивам в последние годы. Ну, убийство Старовойтовой еще, несомненно, нужно вспомнить.

И, да, российская практика такова, что эти убийства остаются иногда раскрытыми в том, что касается непосредственных исполнителей, не всегда, но никогда не понятыми и не объясненными с точки зрения мотивов, с точки зрения исходных обстоятельств, из-за которых прервалась жизнь яркого и важного человека.

И можно вспоминать, вспоминать, перечислять, перечислять, и все равно окажется, что кого-нибудь забыл. Вот Юшенкова забыл, как сейчас понимаю. А ведь еще был вот такой замечательный человек, сыгравший очень большую роль в истории 90-х, в истории с окончанием первой чеченской войны, человек, которому обязано своей жизнью огромное количество людей, которых он вызволил из плена и из концлагерей в Чечне, причем на обеих сторонах.

Эта работа, в которой участвовал Юшенков, отличалась тем, что она велась по обе стороны вот этого, так сказать, несуществующего фронта. И оттуда, и отсюда вызволяли заложников, вызволяли похищенных, вызволяли пленных, вызволяли украденных, мучимых, вынимали их из ям. Ямы были одинаковые и там, и тут, и по одну, и по другую сторону. А в ямах сидели люди, из ям вынимал их Юшенков. И до сих пор, в общем, есть много разных версий, зачем понадобилось его убивать. И говорить о том, что убийство Юшенкова раскрыто, нельзя, оно не раскрыто во всей своей полноте и на всю свою глубину. И вот мне кажется, что сегодня есть все шансы, что так произойдет и с убийством Немцова.

И я читаю в интернете упреки, люди пишут: ну, как же? Почему же вы не говорите об этом все время? Почему же вы отвлекаетесь? Ну, как же можно не отвлекаться? Происходят события, жизнь идет, и нужно эту жизнь описывать и эти события анализировать. Но, конечно, люди, которые это пишут, они в чем-то правы, что мы просто не имеем права оставить этот страшный эпизод, оставить его забытым до следующего такого эпизода. Ведь на самом-то деле совершенно же очевидно, что он не последний, и нам предстоит вспомнить об этом убийстве очень ярко, остро, громко в тот момент, когда произойдет следующее. Вот тогда мы все, несомненно, заговорим об этом с новой силой. Это совершенно очевидно, это неизбежно, это точно будет. Не хотелось бы этого дожидаться.

Между тем, каждый день промедления с этим следствием приближает нас к следующему такому убийству. Вот такой парадокс. Чем дольше расследуется убийство Немцова, тем ближе следующие политические убийства. Так вот, такое искривление политического пространства и времени. И на самом деле это довольно просто объяснить.

Объясняется это тем, что чем дольше длится такое следствие и чем больше шансов у реальных не только исполнителей, но организаторов и, главное, вдохновителей этого убийства остаться неизвестными, остаться ненаказанными, избежать разоблачения, тем проще будет следующей группе убийц, организаторов и вдохновителей организовать следующее убийство, выбрать следующую жертву, тем проще будет на это решиться.

И важно, чтобы это понимали все, важно, чтобы это понимали и те, кто считает себя сегодня очень уязвимым, кто чувствует на себе враждебные взгляды, неприязненное отношение толпы, и те, кто абсолютно убежден в своей неуязвимости, в своей защищенности, кто считает, что он откуда-то высоко сверху наблюдает за всей этой ситуацией и туда не долетают пули убийц. Долетают, везде долетают.

И человек, которого однажды вытащили из канализационной трубы и страшным издевательским способом убили, снимая это на разнообразные смартфоны, а потом тело которого выложили в холодильнике для мяса в одном крупном супермаркете – я говорю о стране под названием Ливия, где все это произошло – этот человек думал, что туда тоже не долетает. И этот человек, организовавший в своей стране террор, был уверен, что террор можно организовать для кого угодно, и он может затронуть кого угодно, но не затронет ни его, ни его детей, его сыновей, ни его ближайших соратников, ни вообще никого из тех, на кого он покажет пальцем: этих не трогать, эти выше. Так не бывает.

Бывают страны, в которых случаются политические убийства, и страны, в которых не случаются политические убийства, вот и все. А такие страны, в которых случаются политические убийства только с некоторыми, а с некоторыми – нет, таких стран не бывает. И рано или поздно эта волна подхватывает того, кто ее организовал, и этот человек оказывается висящим вниз головой на бензоколонке, как это произошло с Муссолини. Или лежащим в яме, где горит солярка, которую зажгли для того, чтобы сжечь его тело, как это произошло с Гитлером. Ну, и так далее. Так что, террор, если он развивается в стране, он касается абсолютно всех.

«Ради бога, – пишет мне Аня, – и так страшно!». Ну, что же делать, Аня? Вы уж простите, но другой России для вас у меня нет, сегодняшняя Россия вот такая. В ней убивают людей, и потом люди, которые убивают, остаются безнаказанными. Сегодня, Аня, есть все шансы к тому, чтобы люди, которые убили Немцова, в широком смысле слова убили: и тот, кто стрелял, и тот, кто возил, и тот, кто выслеживал, и тот, кто снабжал оружием, и тот, кто создавал фальшивые документы, и тот, кто снимал квартиру, и тот, кто их всех собирал, и тот, кто их всех инструктировал, и тот, кто за это за все заплатил, и, в конечном итоге, тот, кто это все придумал и решил, что вот сейчас пора.

Ведь был же какой-то человек, мы же это знаем, был же какой-то человек, который сказал: вот сейчас пора. И было это месяц тому назад, скажем, 26 марта. К этому, правда, было уже все готово, к тому моменту уже много месяцев выслеживали Немцова. Ну, вот.

«Ну, ладно, – пишут мне, – за месяц не могут найти убийц, – пишет мне Владимир. – Но ведь те, по чьей вине допущено убийство под стенами Кремля, тоже не наказаны. Почему?». Хороший вопрос. Эти-то люди на виду, с этими-то людьми абсолютно все понятно, вот они, эти люди. Люди, которые ответственны за соблюдение режима безопасности, люди, которые управляют фактически войсками – это такая отдельная армия – войсками, которые заняты в России поддержанием вот этого самого режима безопасности.

Я хорошо помню, как когда несколько лет тому назад, скажем, заходила речь о том, что вот нужно организовать, скажем, какое-то массовое мероприятие на какой-то площади, которая недалеко от Кремля, ну, скажем, на набережной – а вот можно ли пройти демонстрации по набережной мимо Кремля? Следовал ответ: да вы что, с ума сошли? Это режимная зона, это зона, которой управляет служба безопасности президента, комендатура Кремля. Туда подойти близко нельзя. Вы что? Кто вас туда пустит? Как это вы себе представляете, что там вот это произойдет вот как-то в этих местах? Вы что это, собственно? Вы что, не понимаете что ли, как там все устроено? Да там воробей не пролетит без разрешения. А вы собираетесь там каких-то людей туда-сюда водить. Вы что это?

Ну, вот это-то все на поверхности, правда? Это все хорошо известно, это все абсолютно понятно, это все, вот оно. Нет никаких оснований полагать, что есть какие-то ответственные за это.

«Эхо Москвы», авторская передача Сергея Пархоменко «Суть событий», эфир от 27 марта 2015 года

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=1042015105042&oldnumber=738