Путин, стань Примаковым

Виктор Топоров об упущенных возможностях и реальных шансах президента

Виктор ТОПОРОВ www.svpressa.ru 9 октября 2012 года

Недавно, по случаю некруглого юбилея, многие вспоминали трагическую развилку отечественной истории – кровавый антиконституционный переворот 20 сентября – 4 октября 1993 года, – по завершении которого о правовом государстве и о демократическом развитии событий в нашей стране следовало забыть надолго, если не навсегда.

И, напротив, мало кто помнит сегодня (да и мало кто знает) о другом упущенном историческом шансе – упущенном пятью с половиной годами позже, весной 1999 года. Я имею в виду гипотетическое правление Е.М. Примакова – на правах то ли президента, то ли всемогущего премьер-министра. Правление безусловно авторитарное (а каким еще могло оно быть, если демократию уже расстреляли из танковых орудий?), однако опирающееся на воистину всенародное согласие.

Напомню, что Примаков стал премьер-министром сразу после дефолта в августе 1998 г. (вернее, месяц спустя, – и месяц этот был потрачен впустую на попытки вновь навязать обществу «политического тяжеловеса» В.С. Черномырдина). Сам по себе суверенный дефолт с одновременной четырехкратной девальвацией национальной валюты был тяжким государственным преступлением тогдашнего руководства страны – ведь даже пессимисты предрекали неизбежность либо девальвации, либо дефолта, но никак не и то, и другое сразу. К тому же, при так и не выясненных обстоятельствах бесследно растворился в воздухе 5-миллиардный транш МВФ и упорно говорили о том, что его «распилили» государственные чиновники высшего рода, спекулировавшие на ГКО – и успевшие как раз на эти деньги продать государству собственные обесценившиеся облигации. По факту пропажи транша было возбуждено (а затем приостановлено, а в конце концов и прекращено) уголовное дело, фамилии фигурантов которого до сих пор у всех на слуху.

Примаков собрал первое в нашей истории коалиционное правительство (кроме, конечно, Временного в 1917 году). Собрал не по партийной принадлежности, а по двум основополагающим признакам – профессиональной компетентности и личной честности назначенных им министров. Это было правительство национальной катастрофы и, вместе с тем, правительство национального спасения. Правительство, которое мало-помалу – и чем дальше, тем больше – превратилось в правительство национального доверия. Потому что произошло чудо: страна, лежавшая в руинах, внезапно ожила. Промышленность, сельское хозяйство, сфера услуг – все это начало работать в разы, если не на порядок лучше. А знаменитый примаковский «разворот над Атлантическим океаном» обеспечил и надлежащий патриотический подъем. Впервые после Черного Октября–1993 в обществе возобладали осторожно оптимистические настроения. А сам Примаков даже не скрывал того, что собирается разобраться с государственными преступниками 1990-х. Страну облетели его слова о семидесяти тысячах коек, которые необходимо заготовить в следственных изоляторах.

В число «семидесяти тысяч», безусловно, должны были войти члены «Семьи», начиная с Б.А. Березовского, но им, разумеется, не заканчивая. И, понятно, они вовсю тормошили уже мало что соображавшего «дедушку». Который, однако, не утратил двух ключевых инстинктов – самосохранения и воли к власти. Строго говоря, это был один инстинкт, потому что вне власти он себя не мыслил. Примаков перетягивал на себя не одеяло, а страну; перетягивал умным, достойным, эффективным и, далеко не в последнюю очередь, некоррумпированным правлением, – а Ельцин ненавидел его за это все сильнее и сильнее. И когда Дума закономерно поставила вопрос об импичменте «работающему с документами, не приходя в сознание», президенту, причем по четырем пунктам обвинения сразу (и не только поставила, но и проголосовала за импичмент, недобрав голоса лишь по списочному составу, но никак не от числа реально принявших участие в голосовании), президент отреагировал на это, скоропалительно отправив в отставку суперпопулярного (в том числе и в Думе) премьер-министра. По сути дела, это стало переизданием пресловутого указа № 1400, только в облегченном варианте, потому что на сей раз обошлось без танков.

Премьер-министром президент назначил Сергея Степашина. Или Николая Аксененко? Он и сам путался, называя премьером то одного, то другого и на всякий пожарный случай приглашая их к себе на водку или вызывая на ковер обоих сразу. Но снял он все-таки – всего четыре месяца спустя – Степашина и назначил на его место Владимира Путина. Которому тогда все давали в премьерах тоже месяца четыре – и в общем-то не очень сильно ошибались: всего за две недели до ухода в отставку Ельцин порывался убрать успевшего приобрести популярность благодаря военным успехам в Дагестане и в Чечне премьер-министра и назначить на его место все того же Аксененко (протеже БАБа). Но тут уж встала стеной «Семья», успевшая выговорить себе пожизненные гарантии личной и имущественной неприкосновенности.

А что же Примаков? Честный служака, он беспрекословно подчинился формально конституционному решению президента – и вознамерился вернуться во власть столь же законным демократическим путем. Создав вместе с Юрием Лужковым партию «Отечество» и блок ОВР, он уверенно вел ее к победе на парламентских выборах (с прицелом на предстоящие президентские), но в конце концов уступил победу. Уступил созданному БАБом и формально возглавленному Сергеем Шойгу «Единству» – и отошел в глубокую политическую тень. Хотя и впоследствии собирал у себя на даче чуть ли не еженедельно ведущих политиков самого разного толка – причем на этих посиделках, согласно определенным источникам, регулярно бывал и уже ставший сначала премьер-министром, а затем и президентом Путин.

Долгие годы после этого мне не давал покоя один вопрос. Да, Примакову не удалось прийти к власти конституционным, законным, путем – прийти по результатам выборов. Но ведь с самого начала было понятно, что ему это не удастся. После Черного Октября–1993 демократия и законность в нашей стране закончились прежде всего на высшем уровне: власть у нас с тех пор можно или унаследовать, или захватить. Почему же снятый с должности премьер-министра (и тем самым автоматически утративший статус преемника или наследника) Примаков не решился пойти другим путем? Почему же он, одинаково и заслуженно популярный во всем обществе (за вычетом горстки олигархов и их политтехнологической и медийной обслуги), в Думе и – как бывший глава внешней разведки – в силовых структурах, не говоря уж о лично сформированном им самим коалиционном правительстве, – почему же он, услышав о своей отставке, не рассмеялся в ответ и не отправил наконец на покой осточертевшего всей стране и уже практически невменяемого президента-узурпатора Ельцина? Да, конечно, это было бы дворцовым переворотом – но такой переворот поддержала бы вся страна! И обошелся бы он малой кровью, а может быть, и вовсе без крови.

Эти сомнения я изложил в колонке «Альтернативная история. Операция «Ельцин в Форосе», напечатанной шесть лет назад в довольно малозаметном «Политическом журнале». К моему изумлению, буквально на следующий день мне позвонил сам Примаков. Собственно говоря, позвонили сначала от него: «С вами будет разговаривать Евгений Максимович». – «Какой такой Евгений Максимович?» – искренне недопонял я. «Примаков», – ответили мне с явным осуждением моего невежества. Разговор шел по мобильному телефону, слышно было для моей простенькой «Нокии» поразительно четко. Голос Примакова я узнал, хотя слышал его (по «ящику») перед тем не часто.

Приведу ключевую цитату из тогдашней колонки: «А ведь поступи он так, мы жили бы сегодня в другой стране. В какой? Проще всего это можно сформулировать так: президент Примаков добился бы на самом деле того, что президент Путин декларирует – и только декларирует, – он установил бы суверенную демократию, реализовал национальные проекты, удвоил ВВП, разобрался с олигархами (отнюдь не только с равноудаленными) и обуздал коррупцию. А всего-то и стоило: отправить вконец распоясавшегося дедушку на покой. Но служака Примаков восстать – пусть и чисто номинально – не посмел».

Примаков объяснил мне в телефонном разговоре две вещи. Во-первых (это он, впрочем, многократно заявлял и официально), в президенты он не собирался, а вот остаться – или, при президенте Лужкове, стать – премьер-министром с самыми широкими полномочиями был бы отнюдь непрочь. Я, правда, не понял – и до сих пор не понимаю, – как такое возможно в суперпрезидентской республике и с заведомой оглядкой на то, что быть всего лишь зиц-президентом Лужков наверняка не захотел бы.

Второе возражение оказалось куда серьезнее. Примаков не стал ханжески делать вид, будто и в мыслях не держал устроить дворцовый переворот: он объяснил, что я сильно ошибаюсь, говоря о возможности осуществить таковой малой кровью. Сопротивление, сказал он, наверняка оказалось бы значительно более масштабным. А значит, и кровопролитие (хотя этого слова он и не произнес). Что ж, он наверняка просчитывал этот вариант – и просчитывал далеко не на глазок (в отличие от меня), – а значит, прекрасно понимал, что он делает и, главное, чего он не делает… И все же этим звонком Примаков мне польстил, Примаков меня обаял, но отнюдь не убедил. И я по-прежнему остро сожалею об упущенной в 1999 году исторической возможности. И, вместе с тем, искренне желаю В.В. Путину стать наконец президентом, который добивается того, что декларирует на словах. Грубо говоря, я желаю Путину стать Примаковым, только победительным Примаковым. Тем более, что никакого другого выбора ему уже не оставили.

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=15112012115101&oldnumber=638