ДАРмовые родственники

Виктория САТЧЕНКО

Как вообще мог быть заключен договор дарения, да еще не кофейного сервиза, а большого жилого дома, когда участие в нем принимал психически больной человек? Этот вопрос следовало бы поставить перед судом, правоохранительными и надзорными органами, тем же нотариусом, который, прежде чем оформлять соответствующий документ, обязан был убедиться в том, что дарители дееспособны.

(Окончание. Начало в № 3 (605) от 26.01.2012)

Кстати, о нотариусе. Как выяснилось, мать с дочерью, Мишина и Константинова, почему-то не стали обращаться к нотариусу по месту жительства, в район автовокзала, а повезли пенсионеров аж в Ленинский район, на улицу Одесская. И в своих ожиданиях не ошиблись, а, скорее, заранее были уверены в результате. Нотариус Нина Бословякова не обратила внимания на отсутствие у Ивана Никитовича соответствующей справки от врача-психиатра (а справки, которая устроила бы нотариуса, у человека, состоящего на учете в психиатрической больнице, по определению быть не могло, и Мишина с Константиновой это прекрасно знали), затребовав лишь результат медицинского освидетельствования матери – собственника имущества – и самого дарителя.

К материалам суда приобщены следующие воспоминания Бословяковой о том памятном визите к ней разновозрастных представителей одной семьи: «Сомнений по поводу его (Ивана Никитовича – Авт.) недееспособности у меня не возникло. … вел себя адекватно, четко и грамотно отвечал на вопросы и правильно сформулировал содержание нотариального действия на дарение недвижимости».

Получается, профессия врача как таковая в недалеком будущем совсем отомрет, если его функции с успехом берут на себя не имеющие специального медицинского образования люди.

Что же касается предмета сделки, а в особенности ее последствий, то пожилая пара, сидя в кабинете у нотариуса, понимала его так «хорошо», что, по возвращении домой, не раз строила планы о продаже совместного имущества. Несколько лет спустя, уже в зале суда, ветеран ВОВ, ветеран труда Антонина Кузьминична изумится тому, что, благодаря одной только подписи, вдруг исчезло наживаемое годами добро. В силу преклонного возраста и малограмотности, старушка безропотно сделала то, что у нее просили, наивно полагая, что теперь-то заживет лучше: кто-нибудь – или внучка, или дочь – переедут к ним с дедом жить, будут помогать по хозяйству, а за ней, больной и немощной, наконец-то появится должный уход. Но одаряемые и думать забыли о стариках и данных им обещаниях. Менять свое благоустроенное жилье на условия частного дома ни дочь, ни мать не захотели, и в Октябрьском поселке никто из них после заключения договора так и не поселился.

Когда Антонина Кузьминична поняла, что натворила, она в качестве истца поддержала сына в его обращении в суд, причем, несмотря на возраст и неважное самочувствие, старалась присутствовать на процессах лично. И как только решение семейного конфликта переместилось в судебную плоскость, пожилая женщина простодушно жаловалась участникам заседаний на то, что родственницы, несмотря на данное обещание, не навещают ее и не ухаживают за ней.

Судебных процессов было много, и это означает лишь то, что на суде первой инстанции дело не остановилось. Оно пошло дальше, добравшись до областного и даже до Верховного суда, однако результатов это путешествие Уткиным не дало. Сколько ни изумлялась престарелая Антонина Кузьминична, но порядки в Российской Федерации таковы, что даритель не вправе отменить им же совершенную сделку. Выводы районного Октябрьского суда, позже поддержанные вышестоящими судебными инстанциями, стали тому подтверждением.

Как уже было сказано, суд долго не соглашался с тем, чтобы вообще принять дело к производству, восстановив истцам истекшие для обращения сроки. И это при том, что малограмотная пенсионерка вообще очень плохо представляла себе процедуру судебного отстаивания собственных интересов, а ее сын Владимир узнал о дарственной 2005-го года лишь в 2009 году.

Вообще, читая протоколы предварительных заседаний и тексты судебных решений, мягко говоря, удивляешься. Казалось бы, одно то обстоятельство, что половину сознательной жизни Иван Никитович Уткин страдал параноидной формой шизофрении, что подтверждается выписками из стационаров, медицинскими документами, показаниями соседей и жены, которую он систематически избивал при подозрении в краже денег, могло бы стать основанием для признания сделки по дарению недвижимого имущества ничтожной. Болезнь Уткина, начавшись в 1968 году, только прогрессировала, особенно, если не получала должного лечения (а последние несколько лет жизни, включая 2005 год, глава семейства обходился без лекарств, считая себя здоровым). Так что основания сомневаться в дееспособности Ивана Никитовича на момент оформления дарственной у истцов были, и назвать их надуманными или недостаточно вескими вряд ли бы получилось. Хотя суду это удалось.

Начнем с того, что на ряде судебных слушаний Уткин-старший присутствовал лично. О том, чтобы представить отца пред взоры судей, заботилась дочь, хотя с учетом возраста больного и его душевного состояния на таких мероприятиях делать ему явно было нечего. И случившийся летом 2010 года, в самую жару, инфаркт головного мозга, ставший для Ивана Никитовича последним, это доказал.

В то время, пока шли суды, старик гостил у дочери, в квартире на девятом этаже, которая впитывала в себя зной и днем донельзя раскалялась. Будучи, видимо, предоставленным самому себе, он несколько раз падал, и в результате был госпитализирован в ГКБ № 12 на «скорой». За несколько дней до этого трагического происшествия суд признал пожилого человека недееспособным и назначил над ним опеку. Оформить ее, правда, родственники так и не успели.

На исход дела эта смерть никак не повлияла: суды продолжались до тех пор, пока 6 июня 2011 года судья районного Октябрьского суда В. Филатова не поставила в деле жирную точку. В удовлетворении требований истцов было отказано, тем самым дарственная продолжала соответствовать букве закона. Но скоро на руках у стороны истца появилось одна очень любопытная бумага – заключение специалистов-психиатров ГУЗ «Саратовская областная психиатрическая больница Святой Софии». Изучив имеющиеся в архиве истории болезни своего пациента, а также материалы протоколов судебных заседаний, эксперты с большим стажем работы пришли к выводу о «сомнительной «сделкоспособности» Уткина И.Н. в момент нотариального оформления согласия на сделку», «т. е. о его невозможности «понимать значение своих действий и руководить ими». Развенчать или, напротив, подтвердить эту гипотезу могла бы лишь посмертная судебно-психиатрическая экспертиза, на проведении которой и настаивали в своем заключении эксперты.

Разумеется, это же пожелание выразила судье районного Октябрьского суда Р. Рыбаковой и сторона истца, просившая также пересмотреть дело в связи с вновь открывшимися обстоятельствами (наличием данного медицинского заключения). Но эту просьбу суд отклонил. Причиной, как явствует из кассационного определения Саратовского областного суда, стал вероятностный характер выводов врачей-психиатров, основанных на документах, не относящихся, по мнению судей, к 2005 году. В тексте, однако, присутствует замечательный пассаж: «О факте психического расстройства Уткина И.Н., характере его течения, поведении было известно на момент принятия решения». Разумеется, об этом известно было, ведь суду пришлось истребовать целую кипу выписок из истории болезни Уткина с учетом его длительного нахождения в стационарах.

Среди приобщенных к делу бумаг имеются даже сведения, предоставленные Главным бюро МСЭК по Саратовской области. В них дана ссылка на освидетельствование в специализированной психиатрической ВТЭК № 1 г. Саратова, которое Иван Никитович проходил еще в 1984 году. Уже тогда ему была присвоена бессрочная инвалидность с диагнозом «шизофрения, параноидная форма, стадия неполной ремиссии с параноидным синдромом». В других медицинских документах не раз говорится о том, что заболевание, которым страдал Уткин, не стоит на месте, а прогрессирует. И все-таки суд берет на себя смелость сомневаться в компетенции врачей из очень солидного медицинского учреждения. Спрашивается, почему? Почему, что называется, на корню была загублена инициатива проведения посмертной экспертизы? Ведь в отсутствии неопровержимых доказательств она одна могла пролить свет на то душевное состояние, в котором находился в кабинете у нотариуса Иван Никитович Уткин.

Наверное, не далек тот день, когда в судебной системе Саратова придется с боем оспаривать сделку, совершенную малолетним ребенком. Но к этому времени у судей уже будет иметься хорошо наработанная практика.

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=2022012013618&oldnumber=606