День шахтера – будущее страны?

Юрий ЧЕРНЫШОВ

22 апреля в Доме приема официальных делегаций состоялась встреча с кинорежиссером и сценаристом Андреем Грязевым и демонстрация его документального фильма «День шахтера». Это была предпоследняя встреча со зрителем небольшого творческого коллектива, прибывшего в Саратов под эгидой Центра экстремальной журналистики в рамках мини-фестиваля документальных фильмов. Мини-фестиваль проходит по линии лондонского международного дискуссионного клуба журналистов Frontline Club. 

После показа состоялось бурное обсуждение фильма, продлившееся более двух часов. Вел встречу Юрий Бурцев – режиссер, продюсер, координатор Frontline Club в России. Андрей Грязев как режиссер и сценарист стал известен после выхода в свет фильма «Саня и Воробей», ставшего первой частью дилогии. «День шахтера» – вторая ее часть. Андрей Грязев до того, как заняться документальным кино, в недавнем прошлом был профессиональным танцором на льду, участником крупнейших спортивных соревнований. И в этом качестве его карьера выстраивалась вполне успешно. В 2007 году на чемпионате Европы в Вене он вместе с сербской партнершей (Андрей тогда выступал за Боснию и Герцеговину) попали в финал. Пройдя сильнейшую школу у тренера Елены Чайковской, он мог бы и сам стать неплохим тренером, но в какой-то момент круто изменил свою судьбу.

Дилогия «Саня и Воробей» и «День шахтера» уже собрала много наград, в том числе главный приз «Артдокфеста» Российского фестиваля авторского документального кино и премию «Лавр» – Российского национального конкурса в области документального кино и телевидения. Фильм «Саня и Воробей» показывает жизнь гастарбайтеров на щебеночном заводе, по существу – узаконенное рабство.

«День шахтера» – продолжение истории рабов, в которых превращены не только гастарбайтеры, но и многие коренные россияне. В фильме – это странная семья бывшего шахтера, живущая в поселке-призраке, где когда-то работала шахта.

Герой предыдущего фильма Саня живет уже дома с гражданской женой-толстухой Ириной, ее дочкой и братом-наркоманом Витьком, недавно вышедшим из тюрьмы. После закрытия шахты остались разваливающиеся старые бараки, терриконы и ненужные люди, потерявшие не только единственную возможность работать, но и смысл жизни.

О прошлом напоминает только якобы праздник – День шахтера: холеное начальство, охраняемое мордоворотом, речи в микрофон, попытка веселья с танцами и непременной водкой. Возможно ли выжить в таких условиях и не опуститься еще ниже?

Они пытаются это сделать: затевают домашние дела, придающие какой-то смысл их существованию и приподнимающие их в собственных глазах, ищут любую работу – добывают кирпичи из обрушившихся стен домов, оклеивают стены собственной квартиры обоями. Но безнадежность и незащищенность убивает и это стремление. Пьянство и наркомания сопровождает все их усилия. У Витька, как выяснилось позже, после его смерти, был рак мозга. И он так спасался от боли. Ни перспективы, ни целей, ни мыслей. И будто дразня, что-то умное и красивое говорит с экрана президент Медведев, идет реклама автомобиля «всего за 600 с чем-то тысяч». Там проходит другая жизнь, там – другой мир, другая страна. И все – для них недостижимое.

Естественен итог, о котором сообщают заключительные титры: «Ирина и Саня прожили вместе 15 лет. Весной Ирина умерла от пневмонии. Ей был 41 год».

Фильм многоплановый, порой натуралистичен (документалистика предельная) и жесток. Зрители на Западе с болью и сочувствием воспринимают жизнь героев. После показа в Лейпциге даже молодые люди интересовались у автора, как сложилась судьба героев дальше.

В России безнадега и озлобленность людей, похоже, превысили все мыслимые пределы. После одного из показов в Москве наш зритель спросил Грязева: «А на х…вы это снимали?». Увы, порой этот же вопрос в «литературной» упаковке угадывался и в вопросах саратовских журналистов: «А на какого зрителя Вы рассчитывали?», «А зачем нужна была натуралистическая сцена соития?» и в таком же духе. (Вспоминается реплика диктора советских времен на первой встрече советских и канадских хоккеистов: «Нам такой хоккей не нужен. Это – не наш хоккей»).

Между тем, не сразу оказалась замеченной «сверхидея» фильма, которую можно выразить также в форме вопроса: «То, что показано, это болячка, струпья на теле страны, которые скоро отвалятся, пусть и болезненно, и останется новая, выздоровевшая страна? Или такими болячками поражен весь организм страны, все ее города и веси, чему, увы, есть и немало примеров? И тогда частная жизнь Сани и Ирины – не предвестник ли общего катаклизма?».

Фильм не отвечает на этот вопрос, оставляя такую возможность зрителю. И также предоставляя его совести принять решение: «Так что же делать?». Скажете, что это уже политика? Да, конечно. Фильм глубоко политичен и в том его сила как документального кино. И подтверждение правоты автора, заявившего в своем интервью «Новой газете»: «Искусство сегодня обязано быть политическим». (№ 30, 30.03.2011 г.). А в этом ответ и на вопрос: «Зачем снимать такое кино?».

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=27042011233624&oldnumber=573