Официальный сайт
|
|
Татьяна РАЙС
Музей Федина продолжает радовать саратовцев интересными творческими встречами. Вот на этот раз в город заманили нашего бывшего земляка, писателя, сценариста и театрального деятеля – Алексея Слаповского. Государственного масштаба получился прецедент. Сам министр культуры пришел на встречу. Разговор со слушателями о современной литературе у Слаповского получился мрачноватый, но интересный. Судите сами.
(Окончание. Начало в № 35 от 14 октября 2010 г.)
Неловкость
Бедный читатель в море современной литературы плавает и не понимает, кто есть кто. Когда он читает букеровские списки, то думает: «Это, наверное, лучшие писатели современной России... Боже мой, я никого не знаю!». И начинает испытывать чувство неловкости. Страшно далеки писатели от народа. Эту ситуацию я воспринимаю как данность, и как бороться с этой данностью – вопрос не ко мне. Мое дело – писать книги.
Новые технологии
Я знаю, что все большее количество людей читает в метро, очень удобные появились аппараты – ридеры. Все у нас стало по-английски… Читают в метро. Я видел. Но для меня это чтение информационного характера. Я вполне приемлю такое чтение, если это чтение литературы научного плана. С художественной литературой так делать не надо. Книга никуда не исчезла и, я надеюсь, никуда не исчезнет. Хотя в США в прошлом году уровень продаж обычных и электронных книг был 50/50.
Поход на Кремль
Я больше склонен отвечать за написанные слова, чем сказанные. Почему «Поход на Кремль» – это именно поэма бунта? Потому что на самом деле это лирическая книга, а не политическая. Это фантазия на тему: «Что было бы, если бы в Москве народ так потихоньку поднялся и пошел бы на Кремль». Это книга-обманка, на мой взгляд, потому что внешне кажется, что это книга о бунте, а на самом деле она о другом. Там выделены несколько героев, и вот то, что они делают – это и есть настоящее содержание книги. А вообще, объяснять книги – это не моя профессия, это дело критиков.
Критика
У нас сейчас уже не критика, а отзывы газетного характера. И, как правило, в одном из самых примитивных жанров литературного критического высказывания – иронический пересказ. Я любую книгу зарежу, если иронически ее перескажу. Книгу после этого узнать невозможно, и читатель ее в руки не захочет взять. Почему, зачем? Это последствия той самой охлократии.
Союз писателей
Я считаюсь членом Союза российских писателей, но я уже никак к нему не отношусь. Я туда уже лет 10 взносов не платил. Все это существует на уровне общественной организации. В советское время статус был другой. Это был творческий союз. И статус почти юридический. А сейчас у этой общественной организации статус меньше, чем, например, у партии любителей пива. Эти объединения ничего не решают. Ну собираются, разговоры разговаривают… Какие-то акции устраивают. Их еще и финансируют из государственных структур. Неэтично.
Фатализм
У меня есть фатальная убежденность в том, что если книга человеку нужна – она к нему любыми путями попадает. Как это случается, я не знаю. Давно, в 96-м году, попала мне в руки на плохой бумаге и скверно склеенная книга Марины Влади «Владимир Высоцкий, или Прерванный полет». Она попалась настолько вовремя! Она мне была нужна. Это один из немногих случаев, когда непосредственно книга оказывает влияние на жизнь. Наверное, из-за многих описанных в ней эпизодов я эти эпизоды в своей жизни не повторил.
Саратов
Уезжаешь из города, по которому везде висят плакаты «Сделаем Саратов культурной столицей Поволжья», приезжаешь, а эти плакаты сняли, потому что если бы не сняли эти плакаты, просто-напросто покраснели бы от стыда. В России две беды. И я не знаю, как в Саратове сейчас с дураками, а дороги плохие. Но не будем забывать что в Саратове есть полный набор театров, есть журнал «Волга». Это важно. Я мало обращаю внимания на то, какие дома строят, потому что приезжаю к людям. Общаться.
В одной из книг я написал: «Чтобы написать о России, не надо никуда выезжать из Саратова, потому что здесь есть все. Если чего-то нет в Саратове, значит, этого нет в России».
Качество
Я как-то видел, как женщина в метро сидит и дочитывает книжку, быстро-быстро листает страницы, на часы посматривает, явно хочет успеть дочитать. Я думаю, а куда спешить? Сунула в сумку, принесла домой и дочитала. Мне стало так интересно, что я за ней пошел. Она дочитала книжку, вышла из метро и выкинула книгу в мусорное ведро.
Экран
Для меня не важно иметь славу хорошего сценариста. Гораздо важнее иметь репутацию хорошего сценариста. Это дает возможность работать не по заказу. Я до сих пор не работаю по заказу, а предлагаю что-то свое. В том жанре, который люблю – лирическая комедия. Потому что в серьезных каких-то ипостасях для телевидения работать пока невозможно. Я даже и не пытаюсь предложить. Хотя есть экранизация «Синдрома феникса», которая мне не понравилась. И я сейчас против того, чтобы свои книги экранизировать. Если нельзя сделать хорошо, то зачем делать плохо.
Идеал
Идеал есть понятие неоднородное. Идеал всегда состоит из каких-то компонентов. Идеального идеала не существует. В детстве однажды от нечего делать я сидел, пялился в стенку и переминал пластилин из коробки. И смотрел на эти переливы цвета. Завораживающий процесс. И вдруг подумал – какой цвет получится если перемять его до однородного? Я многое понял насчет взыскуемого нами идеала.
Авторитет
Писатели должны друг другу нравиться текстами, прежде всего. Общение не важно. Важно чувствовать в литературе присутствие того, кто с тобой в одной лодке. Ощущать, что ты не один гребешь одним веслом и стоишь на одном месте. А вообще, ощущение морального авторитета – это то, что современная литература потеряла. Когда Толстой умер, кто-то из писателей сказал: «Вот теперь без Толстого станет легче писать плохо». Отсутствие авторитета в литературе приводит к полной расхлябанности.
Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=20102010222755&oldnumber=550