Майские тезисы Владимира Мошникова

Александр ДАВИДЕНКО

К закрытию выставки В. Солянова в музее имени П. Кузнецова было проведено так называемое «обсуждение». Ничего нового ни по форме, ни по содержанию сказано не было – обычное ритуальное действие. За исключением одного.

Привычная апологетика, свойственная торжественным заседаниям по случаю юбилеев, со смирением, благосклонно принимавшаяся адресатом, была немного разбавлена дипломатичным (два пишем, три в уме) выступлением Е. Водоноса, которое даже в таком виде не встретило ни сочувствия, ни понимания у собравшихся (впрочем, по разным причинам это было вполне ожидаемо).

А теперь об «исключении»: обыденность мероприятия несколько оживило «бичевание» автора этих строк за критическую статью о выставке В. Солянова (а какой может быть критика, если она действительно критика, а не ее кастрированная имитация?). Этому была посвящена «недобрая» половина «обсуждения». Застрельщиком оказался В. Мошников – главный конструктор многих местных «концепций».

Ложь часто является последним средством неудачника, пытающегося не мытьем, так катаньем оставить свою зарубку на теле истории. Даже сплоченной группе единомышленников добиться этого бывает довольно трудно, если не дополнять действительные достижения мифами о достижениях еще больших. И горе тому, кто попытается посягнуть на «святость» членов этого своеобразного «прайда». При этом не важно, что «святость» имеет сектантскую окраску и действительна лишь в виртуальном пространстве болезненных фантазий, – создаются собственные кумиры, собственные критерии, творятся местные агиографии. Часто декларации о намерениях выдаются за уже осуществленную реальность. Действительного же столкновения с реальностью мифы часто не выдерживают, что создает опасную перспективу более трезвой оценки творчества «вознесенных на пьедестал».

Для того, чтобы защитить долгие годы создаваемые мифы, и была предпринята яростная атака на дерзнувшего их оспорить. Надо сказать, что атака эта носила истерический, а не аналитический характер: серьезному критическому анализу утверждения и размышления, содержащиеся в «нехорошей» статье, не подвергались (это довольно сложно сделать, т. к. адресация источников стилизаций довольно точна; имеющий глаза – увидит). Но был использован прием многослойной лжи. Преподнесена она была пафосно, с надрывом, в тезисной форме, с зачитыванием по заранее заготовленной шпаргалке (видимо, чтобы не ошибиться в определениях и не запутаться в формулировках).

Прежде всего игнорировался тот факт, что выводы статьи относятся к представленному на конкретной выставке конкретному материалу, а не ко всему творчеству в целом. В статье не утверждалось, что процесс творческого развития с использованием образцов прошлого (в частности, стилистических) – непременное зло (этот вывод был бы абсурден, т. к. на пустом месте ничего не появляется). Другое дело, что постоянное «проживание» в плену чужих идей – творческое поражение, а их преодоление (с возможной адаптацией) – победа. В связи с чем, наивные параллели с импрессионистическим «этапом» творческих поисков других, в итоге нашедших свой особый пластический язык художников (например, М. Ларионова), в данном случае не убеждает.

Кто прочитал статью, не станет обвинять автора в том, что он не видит и не отмечает положительных тенденций в творчестве В. Солянова. Но в «тезисах» вообще не упомянуто о положительных оценках, дававшихся автором статьи, хотя этому посвящена почти половина текста. Каюсь, слов «гений» там не было, и это, видимо, было воспринято уже как большой грех. Кроме того, говоря о влияниях, В. Мошников использовал прием подмены понятий, основанный, возможно, на непонимании разницы между апроприацией и адаптацией. Данная мной характеристика – «полистилизм», конечно же, условна, но довольно точна, т. к. это агрегатное определение – границы перехода от одного пластического языка к другому у В. Солянова проницаемы, а часто вообще отсутствуют (использование разных «языков» на одном и том же временном отрезке); кроме того, это (опять же) – синтетическая оценка только представленного.

Очень не понравилась ревнителям идеи о постоянно продолжающей «собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов» рождать Саратовской земле моя фраза: «безвозвратная «опрокинутость» в музеефицированное прошлое». Да уж, это звучит совсем не так величественно, как, скажем, «он выше К. Малевича и В. Кандинского» (кстати, этот панегирик не вызвал со стороны «тостуемого» никаких возражений, он с достоинством нес нелегкое бремя славы, – «фасадная» скромность?). Но что в моей фразе неверного по существу (то, что не по душе форма, – это понятно)? Стилизации имеют вполне определенные исторические корни (поэтому – «прошлое»), причем давно ставшие «классикой» и занявшие почетное место в музеях (отсюда – «музеефицированное»). «Опрокинутость» – здесь синоним «погруженности». А вот «безвозвратность» следует из самой выставки, демонстрирующей чарующую пленительность (от слова «плен») исходных образцов для В. Солянова.

Не точна (мягко говоря) была и реплика В. Мошникова о порочности изучения некоего предмета по книгам. А как же он представляет себе процесс получения знаний, например, по истории искусства, истории стилей, – как исключительно устную традицию, воспоминания «патриархов» (всем бы так долго жить!)?

Наконец, сам лозунговый характер «критики» со стороны В. Мошникова, который больше напоминал сердитый окрик, мог бы дать повод обвинить его самого в «пластической безграмотности» (возможно, он потому и избегал предметного анализа раскрытых в статье «истоков», что не видеть их нельзя, а признать не хочется); но нет, это совсем другое. Это похоже на отстаивание независимости (от здравого смысла) самопровозглашенной «территории влияния», о подданных которой – «либо – хорошо, либо – ничего».

Конечно, обидно кое-кому из профессионального сообщества, что «какой-то физик» (или математик?) берется оценивать качество продукта творчества художников, да еще имеет свое мнение, часто отличное от мнения дипломированных искусствоведов (впрочем, они ведь «не читают периодику»). Настораживает, конечно, то, что отторжение вызывает исключительно критические интонации статей, а восторженные – вовсе нет (в этом случае, видимо, с профессионализмом у меня все в порядке). Но дело в том, что жизнь не всегда укладывается в привычные стандарты, поэтому можно лишь посоветовать чаще теоретизирующему, нежели практикующему художнику быть адекватнее не только с критикой, но и с собственными амбициями.

В заключение у автора «тезисов» хотелось бы спросить: «Откуда у вас вражды и распри? Не отсюда ли, от вожделений ваших, воюющих в членах ваших?» (Иак. 4, 1). Для внимавшей и немало позабавившейся аудитории (большая часть из них вообще еще не читала статью, поэтому не знала, о чем идет речь) напоминаю: «…и у вас будут лжеучители, которые введут пагубные ереси.… Ибо произнося надутое пустословие, они уловляют в плотские похоти и разврат тех, которые едва отстали от находящихся в заблуждении. Обещают им свободу, будучи сами рабы тления; ибо кто кем побежден, тот тому и раб». (Пет. 2, 2.1-2.18).

P. S. Прочитать саму статью «Полистилизм как самостоятельный стиль» о выставке В. Солянова можно в газете «Богатей» в №№ 15, 16 за 22 и 29 апреля 2010 г.

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=13052010113921&oldnumber=532