Два гения «Саратовской школы»

Ефим ВОДОНОС

В ноябре открылись две знаменательные выставки. Сначала

Дом-музей Павла Кузнецова в обширной программе, посвященной 130-летию со дня рождения замечательного художника, представил экспозицию этюдов самой последней поры его долгого и неувядающего творчества «…Вокруг меня летали чайки». Созданы они в Домах творчества в Прибалтике на рубеже 1950–1960 годов. А на следующий день в залах Радищевского музея на Первомайской, 75 развернута представительная ретроспектива «Гений места. К.С. Петров-Водкин» сверстника

и близкого друга Павла Варфоломеевича Кузнецова,

где экспонируются полотна из коллекций Русского музея

и Третьяковской галереи.

Экспозиции этих выдающихся мастеров «Саратовской школы» существенно разнятся между собой не только масштабом, но и характером общего звучания.

Посвященная только завершающему периоду творчества выставка камерных работ Павла Кузнецова отличается большей цельностью, особой притягательностью именно колористических находок гениально одаренного живописца. Светозарностью мягко мерцающего и вибрирующего цвета, особой деликатностью нежных касаний кисти к холсту или картону, «спетостью» и органической цельностью общего строя, ненатужно рожденного, а не организованного, такие этюды-картины, как «Взморье. Чайки», «Песчаный пляж», «Луна над морем», «Рижское взморье», «Дзинтари», «Паланга», «Сумерки на море», «Майори», над морем» – это поистине маленькие шедевры, радующие глаз искушенного любителя настоящей живописи.

Преодолевая нарочитую символизацию, свойственную своим ранним полотнам, мастер до конца жизни сохранял стремление подняться над визуальной данностью конкретного мотива, видя в нем значимую частицу мироздания. Не случайно пленэрные завоевания позднего Павла Кузнецова получили уже в 60-е годы восторженную оценку талантливых живописцев и знатоков искусства. Поступившие в Радищевский музей в начале 70-х годов в составе богатейшего дара наследников художника, эти этюды впервые показаны саратовским зрителям.

Выставка Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина в основном представляет картины его раннего периода и полотна 1920–1930 годов. К сожалению пропущенным оказался период обретения им неповторимой стилистики. Нет характерных работ середины 10-х годов прошлого века, когда с отчетливой ориентацией на традиции древнерусского искусства окончательно сложился и окреп тот тип монументального мышления в станковой картине, который стал как бы визитной карточкой этого мастера. Поэтому ощущается какой-то разрыв между характерными полотнами времени становления художника («Портрет матери», «Окрестности Хвалынска», «В кафе», «Портрет жены») и шедеврами конца 10-х и 20-х годов, как «Селедка» и другие натюрморты, емкие и глубокие по характеристике портреты А. Ахматовой, Л. Эренбург, С. Мстиславского, «Шах-и-Зинда. Самарканд», «Девушка в сарафане», «У самовара», «Фантазия», не говоря уже о прославленном программном его полотне «Смерть комиссара».

Любопытно, что хорошо знакомые картины, множество раз виденные в музеях и на выставках, оказавшись в ином месте и в другом экспозиционном соседстве смотрятся по-новому, открывая неожиданные грани своего образного содержания. Так, в натуралистически-иллюзорном «Портрете матери» неожиданно проступает вдруг подспудная символика. А эскиз картины «Смерть комиссара» из собрания Третьяковской галереи невольно акцентирует натужную вымученность поздних работ (особенно картины «Семья командира» 1938 г.), написанных под давлением идеологизированной критики в русле той «агитации за счастье», которая становилась программой крепнувшего социалистического реализма. Наступая «на горло собственной песне» отнюдь не добровольно, великий живописец пытался говорить явно не своим голосом.

Интересно смотрится и графический раздел выставки. Как блестящий рисовальщик раскрылся Петров-Водкин в пристальном и лаконичном портрете Александра Бенуа – проницательного критика, много сделавшего для утверждения значимости искусства молодого живописца в культурной жизни России 1900–1910 годов. Виртуозное мастерство и в графических натюрмортах художника, в этюдах и эскизах прославленных картин, в листах, фиксирующих места его поездок в Среднюю Азию и Париж, в иллюстрациях к собственным автобиографическим повестям «Хлыновск» и «Пространство Эвклида». Возможность увидеть произведения Петрова-Водкина из коллекций столичных музеев не так уж часто выпадает нашим любителям изобразительного искусства, и понятен повышенный их интерес к этой выставке.

Обе эти экспозиции заставили задуматься о степени исследованности искусства даже очень больших мастеров, о тех зияющих лакунах в наших представлениях об особенностях их жизненного и творческого пути, которые еще остаются, о необходимости целенаправленного и системного изучения их непростых биографий и богатейшего художественного наследия. Речь не только о Петрове-Водкине и Павле Кузнецове, но также об их старшем товарище и наставнике Борисове-Мусатове и основателе Радищевского музея Алексее Петровиче Боголюбове.

И сам музей, и его филиалы, предназначенные увековечить память Борисова-Мусатова, П. Кузнецова, Петрова-Водкина (в Хвалынске), являются естественными центрами сбора, научного осмысления всей информации, посвященной А.П. Боголюбову и выдающимся мастерам «Саратовской школы». Видимо приходит пора, чтобы они стали и координаторами, предопределяющими, в известной мере, и направленность исследовательских усилий, придав им несравненно большую широту охвата и привлекая к этому интеллектуальные силы самых различных отраслей гуманитарного знания, где бы они ни находились, – в Саратове, в других городах России, в ближнем или дальнем зарубежье. Проблемы комплексного изучения жизни и творчества этих замечательных живописцев могут решить только персональные энциклопедии, посвященные каждому из них. Персональные не в смысле одного автора-составителя, а созданные многими исследователями, объединенными целью энциклопедически многопланового осмысления жизни и творчества конкретного живописца. Осмысления, учитывающего его разносторонние связи с предшественниками и современниками, характер испытанных ими влияний и их воздействие на учеников и последователей, контакты с мастерами других искусств, из роль в создании тех или иных художественных течений и творческих группировок, участие на российских и международных художественных выставках, восприятие их творчества публикой и критикой, словом, буквально всего, что имеет отношение к деятельности этого мастера.

Создание таких энциклопедий диктуется назревшей потребностью в систематизации и осмыслении громадного материала, накопленного за многие десятилетия, необходимостью дать полный компендиум сведений о художнике, позволяющий подытожить и увековечить труд друзей, мемуаристов, критиков, искусствоведов, архивистов, словом, всех тех, кто, так или иначе, в разные годы соприкасался с мастером или его искусством. Это позволит подключить к работе музея достаточно широкий круг специалистов различных отраслей, сплотить их для решения общей задачи.

В альманахе «Музей в меняющемся мире» (2008 г.) директор Государственного Эрмитажа Михаил Пиотровский опубликовал статью «Музей как оплот интеллигенции». Очень внятное и точное определение, но скорее не существующей реальности, а неотложной задачи, которая стоит перед современными музеями. Весь мой долгий музейный опыт протестует против того, чтобы из очагов посильного эстетического (и всякого иного!) просвещения музеи становились «сферой обслуживания». Подготовка персональных энциклопедий как раз и позволяет музеям сделаться оплотом интеллектуальных сил, привлечь к своей деятельности множество молодых специалистов, созидающих нечто интересное как для профессионалов, так и для массового читателя и зрителя.

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=8122008131217&oldnumber=467