"Газета "Богатей"
Официальный сайт

Статья из № 8 (433) от 28.02.2008

Салон

Игорь Баголей: «Я отношусь к своим студентам, как к детям»

опросы задавала Екатерина БОГДАНОВА

Не так давно на подмостках Академдрамы дебютировала авантюрная драма по пьесе Алексея Толстого «Касатка», ставшая уже третьим по счету дипломным спектаклем выпускного курса театрального факультета Саратовской консерватории. Все три спектакля производят настолько контрастное впечатление, что с трудом верится, что они сыграны одним и тем же составом и под руководством одного и того же человека. И все же для заслуженного артиста России Игоря Баголея каждое достижение студентов еще и повод ощутить себя в новом качестве – художественного руководителя курса. Об этом наша с ним беседа

Корр.: Игорь, Вас самого радуют успехи ваших подопечных?

И. Баголей: Ну конечно. С ними вместе я радуюсь и огорчаюсь. Когда у них что-то получается, я и сам окрыляюсь. А когда не получается, я всегда говорю: будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса.

Корр.: Из всех трех дипломных спектаклей Вашего курса наиболее противоречивое впечатление производят «Проделки Скапена». Почему выбор пал именно на это произведение?

И. Баголей: Материал возник случайно. Первоначально мы предполагали начать работать над другой пьесой, а потом поняли, что после спектакля «Выглядки, или «Колыбельная для взрослых» – очень серьезного спектакля с трагическим оттенком, нам нужно поставить что-то кардинально противоположное. Такой противоположностью как раз могла стать яркая, буффонадная комедия. Те, кто упрекают нас в том, что у нас получился не Мольер, не понимают, что Мольер был разным. Наряду с высокой комедией у него были и народные пьесы. И «Скапен» – это образец площадного театра. Поэтому мы и задумали сделать спектакль в традициях комедии дель арте. Он должен был быть довольно-таки острым, ведь на площадь выходили не одни аристократы. В процессе работы пришлось приблизить пьесу к современному уровню. Может быть, нам и хотелось бы надеть плащи, шляпы с перьями, ботфорты и нацепить шпаги. Но представляете, сколько бы это потребовало затрат? А все же нельзя забывать, что мы делали студенческий, учебный спектакль, на который средств надо было потратить минимум.

Корр.: Я знаю, что работа над постановкой давалась вам нелегко…

И. Баголей: Как и в настоящем театре, сначала у нас был «застольный» период. Но когда мы начали осваивать материал «на ногах», выяснилось, что ребята еще к этому не готовы. Тогда я предложил им поиграть в радиотеатр. Это помогает услышать друг друга и попробовать воздействовать на партнера словом. Потому что когда студенты и даже актеры, не задумываясь, начинают пулять друг в друга репликами, они увлекаются эдакой самоигралкой, в которой легко убедить себя, что разговариваешь с куклой или играешь сам с собой в шахматы. А в этом нет интереса. Первый акт мы репетировали довольно долго – почти семестр. А над вторым пришлось работать очень быстро. Когда мы вышли на большую сцену, для репетиций у нас оставалось катастрофически мало времени. Большое спасибо ребятам, которые смогли в короткое время построить второй акт уже на сцене. Это потребовало от них огромной концентрации внимания и сил.

Корр.: «Проделки Скапена» – очень подвижная постановка. Как складывалась работа над танцевальными номерами?

И. Баголей: Так как Сережа Захарин – самый танцующий студент на курсе, мы возложили задачу с хореографией на него. Не скажу, что все из того, что он приносил, сразу принималось. Ему, конечно, пришлось изрядно потрудиться, чтобы придумать эти танцы. В творческих поисках приходилось отталкиваться даже от каких-то предметов. Например, в спектакле появилась длинная цыганская юбка, и Сереже нужно было придумать выход актрисы в этой юбке.

Корр.: Такое впечатление, что и Вы, и Ваши студенты дали себе волю как следует похулиганить с материалом Мольера.

И. Баголей: Я сам не знал, куда приду в этом спектакле. У него есть свои сторонники, есть свои противники, и это очень хорошо. Это говорит о том, что спектакль живой, настоящий. То же самое и с «Касаткой». Был момент, когда нам казалось, что провал неминуем. Потом все подсобралось, скорректировалось, выровнялось. Говорю это, не хваля самого себя. Тем более, что спектакли я ставил вместе с супругой, и многие вещи мы придумывали и прорабатывали вместе. Если бы мы делали пьесы по отдельности, они получились бы гораздо слабее, чем наш совместный результат – в этом я полностью уверен.

Корр.: Где, на Ваш взгляд, было интересней работать самим ребятам?

И. Баголей: Мне кажется, им везде одинаково интересно. Они эти спектакли любят как свои родные, потому что это часть их жизни, и вряд ли они будут разделять все три спектакля. Может быть, для этого должно пройти какое-то время. А сейчас это все равно, что оторвать кусок своей плоти и сказать: здесь мне больнее, а здесь не очень больно. Жалко, что мы не так часто играем. Например, «Касатка» после премьеры идет с интервалом в две недели. А Вы представляете, что значит для нового спектакля такой перерыв? Кроме того, мне нужно выпускать второй состав, а у нас еще не было репетиций. Сначала оба состава репетировали параллельно, но когда мы поняли, что не успеваем, решили, что сначала пойдут первые, а вторые сыграют чуть попозже. Теперь это наш должок.

Корр.: «Касатка» вышла на саратовские подмостки впервые. Кому принадлежала идея сыграть этот материал?

И. Баголей: Идея была Любина (Любови Баголей). Эта пьеса ей давно нравилась. Для чтения «Касатка» действительно очень интересна – она подвижная, смешная.

Корр.: Кстати, как на сцене появился видеоэкран?

И. Баголей: Сейчас уже не могу сказать, как это родилось. Рассматривались разные идеи. Чтобы имитировать присутствие Волги, мы даже хотели поставить на сцену бассейн. Но по техническим причинам воплотить идею с бассейном не удалось. Поэтому получилось то, что получилось. О результатах вообще сложно говорить, потому что вначале всегда задумываешь какой-то идеальный спектакль. Потом приходится делить его пополам, и еще пополам, и вот уже думаешь: а что же осталось от того идеального спектакля?

Корр.: «Касатка» очень органично смотрится на малой сцене. Пьеса проиграла бы, если бы Вам пришлось ставить ее на главной сцене?

И. Баголей: Нет, почему же. Мы могли бы сыграть ее и на большой сцене. Нам просто не дали площадку. Возможно, она получилась бы даже лучше, и нам легче было бы ее создать. На малой сцене я иногда вижу зрителей в первом ряду, которые чувствуют себя крайне неуютно из-за близости с актером. Им кажется, что они уже чуть ли не вошли в происходящее на сцене. А хочется быть подальше, и еще поставить между собой и актерами стекло, чтобы было как в зоопарке. Так спокойнее.

Корр.: С «Выглядками» вышла та же самая история?

И. Баголей: Нет, мы изначально задумывали эту пьесу для малой сцены. Приниматься за работу над материалом тоже было страшно. Мы не знали, как зритель воспримет тему детоубийства, тем более, что и администрация отнеслась к этой затее настороженно. Но постепенно наши опасения развеялись. Сейчас на спектакль ходит очень много школьников. Некоторые после пьесы остаются и просят о встрече с актерами.

Корр.: Как вообще Вам дается профессия педагога?

И. Баголей: Не скажу, что легко. Честно говоря, я никогда не предполагал быть педагогом. Оказался на факультете случайно. В то время Люба осталась на курсе одна и попросила меня помочь с его выпуском. Сначала я считал, что буду только помощником, потом постепенно втянулся. Страшно было оттого, что не знал, как примут меня ребята, как я приму их, какие у нас сложатся отношения.

Корр.: В своих интервью Вы признавались, что считаете себя человеком скромным. Проявлять властные качества Вам легко?

И. Баголей: А это само собой иногда получается. Просто понимаешь, что если в какой-то момент своей строгостью не повлияешь на ситуацию, то может пойти разруха не только в репетиционном процессе, но и в головах. Этого нельзя допускать, потому что по молодости человек какие-то вещи может для себя просто не осознавать. Да и театр без диктатуры существовать не может. Это все равно, что оркестр без дирижера. В истории театра есть примеры таких коллективов. Чаще всего они распадаются, потому что у каждого актера свой вкус, свое восприятие, и каждый пытается потянуть одеяльце на себя. Оно в результате трещит по швам и превращается в лоскутки, а люди разбегаются. Даже если я в итоге окажусь не прав, я понимаю, что пока по-другому быть не должно. А время покажет.

Корр.: Если уж мы заговорили про время… Теперь оно позволяет сказать, что вышло для Вас на первый план: актерская или педагогическая работа?

И. Баголей: Не люблю разделять эти понятия. Но, прежде всего я, конечно, актер. И если бы мне пришлось выбирать, я бы выбрал актерскую работу. Хотя есть и другое: мне интересно общаться с молодыми людьми. Я отношусь к своим студентам как к детям. Считаю, что научить чему-либо очень сложно. Если человек хочет, он научится сам, будет стремиться, подражать. Нельзя научить, можно научиться, а я готов помогать и опекать их бесконечно.

Корр.: Вам приходится следить и за другими студенческими работами. Что-нибудь нравится?

И. Баголей: Да, многое. «Убегающий от любви» очень понравился, несмотря на различие моего педагогического подхода и подхода Александра Галко. Недавно смотрел, как студенты Геннадия Шугурова сдавали экзамен по пьесе Чапека «Из жизни насекомых» – не в кукольном, а в живом варианте. Замечательный спектакль, обращает на себя внимание режиссерская работа и то, как увлеченно, страстно играли ребята. Ведь главное – увлечь студентов. А для этого необходимо увлечься самому, потому что если ты сам не горишь, за тобой никто не пойдет. Есть в нашей профессии, наверное, какая-то инфантильность, но инфантильность в хорошем смысле. Это как детская вера, фантазия, воображение. Кто-то даже говорил, что в актерской профессии должно быть три «В»: внимание, воображение и воля.

Корр.: А что сейчас происходит с Вашей карьерой в кино? Предложения от киностудий по-прежнему поступают?

И. Баголей: Предложения такие были, какие-то наметки оставались еще с прошлого года, но сейчас они притормозились. По большому счету, чтобы делать карьеру в кино надо ехать в Москву и там крутиться.

Корр.: А у Вас пока такого желания нет?

И. Баголей: Не то чтобы желания нет. Есть желание сниматься, но только в хорошем кино.

Корр.: Каком, например?

И. Баголей: У любого серьезного режиссера. Но не в таких фильмах, которые сейчас гуляют с канала на канал. Смотришь их и не знаешь, на чем глаз остановить.

Корр.: На Вашем счету уже десятки театральных ролей. А какой, долгожданной, среди них так и не было?

И. Баголей: Разве я могу Вам, как на исповеди, в этом признаться? Вы еще об этом напишете, и моя мечта не сбудется. Я надеюсь, что еще много ролей сыграю. Надеюсь, что придет режиссер, с которым мы сработаемся и вместе сделаем хороший спектакль. Для этого есть еще силы и есть оптимизм. Вот сейчас, например, «Гамлет» мимо меня прошел. Но я об этом и не жалею. Как говорит персонаж Желтухин из пьесы «Касатка»: «Все что ни делается – все к лучшему».

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=3032008160553&oldnumber=433