Правозащитное движение: от зарождения к кризису

Александр НИКИТИН, председатель СПЦ «Солидарность»

10 декабря прогрессивная часть российского общества отмечает День прав человека. Это дата, которая обязывает каждого здравомыслящего человека, знакомого с трагической историей нашего общества в ХХ веке, серьезно задуматься о значении произошедших в течение последних двадцати лет переменах, связанных с переходом от несвободы к свободе, об итогах этих непростых лет и о том, насколько далеко наше общество ушло от тотального подавления личности, и дают ли эти перемены основания считать, что мы все снова не окажемся обитателями ГУЛАГА. Об этом я и пытаюсь коротко поразмышлять в своей статье.

Сейчас уже редко кто помнит, что 20 лет назад, в 1987 году, состоялся Пленум ЦК КПСС, на котором Генеральный секретарь Михаил Горбачев выдвинул концепцию политических реформ и призвал все население Советского Союза учиться демократии. Началась эпоха перестройки. Начался исторический период великих надежд и не менее огромных разочарований.

Проигранная Советским Союзом холодная война, тотальное отставание страны Советов в экономическом соревновании и гонке вооружений, падение мировых цен на нефть, полный провал советской армии в афганской войне, повсеместный расцвет цеховиков и расползание все разрушающей коррупции пришли в острое противоречие со статусом СССР как великой сверхдержавы и, как тогда считало население, передовой коммунистической идеологией.

Пришедшие к власти «коммунистические реформаторы» приоткрыли шлюзы народной инициативе. Внедрение в производство хозрасчета, выборы директоров, контроль над производством со стороны советов трудовых коллективов, широкая гласность, развертывание широкой общественной дискуссии о судьбах социализма в рамках объявленного плюрализма и мероприятия по отрезвлению народа – все это должно было вывести СССР из кризиса.

Но этого не произошло. Для реализации всех этих замыслов требовалась инициатива снизу, требовались миллионы, даже десятки миллионов активных, умных, честных и принципиальных лидеров. Но оказалось, что их нет. За годы коммунистического режима власть и общество последовательно преследовало и уничтожало всякое проявление несанкционированной начальством активности, деловой смекалки и самостоятельности.

Появившиеся немногочисленные группы неформалов, как их тогда называли, направляли свою энергию на критику существующей действительности, но не имели никакого представления о том, как должно развиваться советское общество, не имели позитивной программы перемен.

Видные и авторитетные диссиденты – правозащитники советского периода, такие, как В. Буковский и Н. Щаранский, были заграницей, либо как академик А. Сахаров, хотя и участвовали в политической жизни, но демонстративно отказывались от борьбы за власть в государстве, а поэтому были нравственными авторитетами, но не политическими лидерами с ясным пониманием, что надо делать.

Впрочем, позитивная программа перехода советского народа в цивилизованное демократическое общество была. Эта программа солидаризма была разработана Народно-трудовым союзом (НТС). Но лидеры НТС не были известны в Советском Союзе и, несмотря на высокую жертвенность своих агентов, не пользовались авторитетом у населения. Общественные же лидеры перестройки с солидаристской программой НТС в основной массе не были знакомы, а те немногие кто был знаком, демонстративно отвергали.

Таким образом, начавшиеся перестроечные перемены не принесли быстрого положительного результата, порождая в людях разочарование и усиливая и без того огромную апатию.

Нерешительность и колебания горбачевской команды воспринималось партийно-советской номенклатурой в регионах как безответственное раскачивание государственной лодки и имело следствием не только паралич управления, но и порождало огромное желание, пользуясь случаем, любыми методами и способами обменять номенклатурные привилегии на собственность. В таких условиях Советский Союз был обречен на развал. И он, вопреки огромным усилиям М. Горбачева его сохранить, рухнул в одночасье. Началась эпоха Б. Ельцина. Российское общество помимо желания вынуждено было приступить к глубинным и структурным реформам. Предложенная западными социалистами программа реформ, известная как «Агенда–92», ельцинской командой, состоящей из амбициозных авантюристов, даже не обсуждалась, поскольку исключала возможность бесконтрольного захвата государственной собственности. Начался этап криминальной приватизации и эпоха великой криминальной революции.

Как-то само собой получилось, что это растаскивание государственной собственности обеспечивали три обстоятельства:

– полная алкоголизация населения, когда спирт и водка текли широкой рекой, топя в себе народное возмущение нищего населения;

– так называемые неработающие законы;

– полная дезорганизация деятельности и высокая коррумпированность судебных органов власти и правоохранительных органов.

В таких условиях апатичным, мало что понимающим в политике и в экономике работягам раздали по ваучеру и выписали по месту работы виртуальные акции, от которых они легко и охотно, естественно за бесценок, избавлялись. Попытаться объединить свои акции в ассоциациях мелких держателей акций практически никто в рабочей среде не пытался, из-за отсутствия и понимания необходимости это делать и лидеров, способных организовать трудящихся.

Поставленная гайдаровской командой задача любыми путями и как можно быстрее создать новый слой собственников была решена самым примитивным образом, путем невиданной социальной поляризации населения и концентрации собственности в руках немногих олигархов, когда 10 % населения присвоили себе не только 90 % бывшей общенародной собственности, но и принадлежащую всему народу природную ренту.

Это и был тот экономический фон, на котором шло создание гражданского общества.

При Горбачеве, когда советско-партийная власть была заинтересована в поддержке своей новой перестроечной политики широкими массами снизу, в развитии самостоятельности и творчества среди населения, были созданы очень благоприятные условия для работы общественных организаций: упрощенная процедура их создания, налоговые послабления и право предприятий и индивидуальных предпринимателей за счет налогов (до 5 %) поддерживать общественные объединения. Однако из-за небольшого временного промежутка действия этих условий, а также из-за практического отсутствия в нужном количестве самостоятельных и деятельных общественных лидеров, заложенные основы гражданского общества не дали ожидаемых результатов, не укоренили в сознании населения уважения к праву, правам и свободам человека, не уменьшили в среде россиян склонность к обожествлению государственной власти, снижению иждивенческих настроений и патерналистских ожиданий.

Однако начавшийся процесс движения в сторону правового государства уже дал свои первые плоды: 22 ноября 1991 года Верховным Советом РСФСР была принята практически единогласно Декларация прав и свобод человека и гражданина. 23 сентября 1993 года в Москве была принята Декларация глав государств – участников СНГ о международных обязательствах в области прав человека и основных свобод, в которой была подтверждена приверженность Российской Федерации принципам, закрепленным во Всеобщей Декларации прав человека и иных международных пактах и конвенциях по правам человека. И, наконец, 12 декабря 1993 года была принята новая Конституция Российской Федерации, в которой личные права и свободы человека были провозглашены высшей государственной ценностью. В соответствии с новой Конституцией, началась гигантская работа по совершенствованию законодательства и проведению судебной реформы. С 5 мая 1998 года для России вступила в силу Конвенция по правам человека и основным свободам – старейшая из общеевропейских конвенций, касающихся прав человека.

Но пик стихийного народного творчества был уже пройден. Для сохранения достигнутого уровня и дальнейшего роста у населения чувства собственного достоинства, осознания групповых интересов и способности к объединению для защиты своих прав и свобод, для организации гражданского контроля над властью и новой бюрократией гражданское общество нуждалось в поддержке со стороны государства. Однако оказавшиеся у власти Ельцин и его команда, в основном циники и прагматики, уже не были заинтересованы ни в развитии в российском обществе народной инициативы, ни в развитии общественной самодеятельности, ни в прозрачности власти и контроле над ней. По этой причине усложнилась процедура создания и регистрации общественных объединений, и все они были лишены и налоговых льгот и цивилизованной финансовой поддержки со стороны предпринимателей. Последствия этих перемен вылились в фактическое умирание тысяч и тысяч зарегистрированных общественных организаций, которые продолжали, да и продолжают сегодня числится только на бумаге.

Правда, на первых порах эти негативные перемены не были сильно заметны. В Россию пришли зарубежные благотворительные фонды, которые широкой системой грантов предполагали помочь российскому обществу построить гражданское общество и через него контролировать органы власти и чиновников, одновременно проводя среди них обучение европейским правовым и демократическим ценностям. Однако очень скоро большинство представительств этих фондов (достаточно вспомнить саратовское отделение фонда Евразии, чья специфическая деятельность неоднократно освещалась в СМИ) быстро встроились в российскую коррупционную систему и работали не на перспективу, а на формальное освоение выделенных под гранты средств. Была создана целая грантовая индустрия, то есть отлаженная технология создания общественных организаций-однодневок для получения грантов и предоставления грантов под условием откатов. В таких обстоятельствах реальные результаты заявленных проектов никого не интересовали, поскольку главное было грамотно отчитаться.

Конечно, далеко не все в работе зарубежных благотворительных фондов было плохо. Эти гранты решили одну важную задачу, они помогли пережить самые черные времена культурным центрам: библиотекам, музеям, школам, отдельным учителям, ученым и культурным деятелям. Они помогли выжить огромному количеству инвалидов, переселенцев, бомжей и беспризорников. Все это так. Но все это не продвинуло наше российское общество вперед и не вывело его на новый уровень отношений «общество – власть».

И все же один сектор общественных объединений выбился из этого заурядного ряда и заставил новую бюрократию и органы власти считаться со своим существованием: это правозащитные организации.

Быстрое развитие правозащитных организаций, укрепление их кадровой и материальной базы сделало их реальной общественной силой. Издание президентом Б. Ельциным указа «О некоторых мерах государственной поддержки правозащитного движения в Российской Федерации» явилось наглядным признанием органами власти этой новой авторитетной и самостоятельной силы. При президенте был создан общественный совет по защите прав и свобод человека, куда вошли лидеры наиболее известных и авторитетных правозащитных организаций, с рекомендациями которых администрация президента, безраздельно контролирующая политическую элиту на территории всей необъятной России, вынуждена была считаться.

С этой новой непонятной силой самодостаточной российской власти надо было что-то делать.

Но тут выяснилась важная особенность. Правозащитные организации в большинстве своем – это реально независимые и автономные от власти организации. Следовательно, работа с ними в привычном для власти режиме вербовки и прямого силового подавления, как правило, невозможна. Этому мешают следующие обстоятельства: первое – заведомо позитивное содержание деятельности правозащитных НКО; второе – прозрачность их деятельности; третье – отсутствие привычных для власти механизмов влияния на правозащитные НКО.

Всем нам известно, что есть понятие коррупции в отношении власти, понятие теневой экономики в отношении бизнеса, понятие продажности в отношении журналистики. Но ни одно из этих понятий напрямую не применимо в отношении независимых правозащитных общественных организаций.

Однако наша власть обратила внимание на одну особенность в работе правозащитных НКО, которое заключалось в том, что практически все наиболее влиятельные из них осуществляли свою деятельность по строительству гражданского общества и налаживанию гражданского контроля за деятельностью органов власти при финансовой поддержке зарубежных благотворительных фондов.

И вот тогда, объявив, что гражданское общество является категорией не только социальной или экономической и должно рассматриваться в первую очередь с точки зрения политических отношений, власть, к этому времени окрепнувшая в выстраиваемой властной вертикали, почувствовала себя способной начать устанавливать контроль над правозащитным движением.

Первая задача по лишению монополии наиболее авторитетных правозащитных организаций вести диалог с властью на равных по вопросам защиты прав и свобод человека была решена достаточно просто. Умные чиновники легко растворили правозащитные организации в массе других, полностью контролируемых или полностью ориентируемых на власть общественных организаций. Это должно было произойти на созываемых при полной поддержке власти гражданских форумах. Но эта идея быстро доказала свою нежизненность. На гражданских форумах голос правозащитников зазвучал еще более уверенно и громко, поскольку именно они наиболее эффективно использовали открывшиеся возможности.

Всем казалось, что правозащитное движение настолько сильно, что способно легко и без ущерба для себя выдержать любое давление.

Но именно в это время начался серьезный кризис правозащитного движения.

(Продолжение следует)

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=26112007205141&oldnumber=420