"Газета "Богатей"
Официальный сайт

Статья из № 36 (416) от 25.10.2007

Книжная Полка

Поэтический реализм Валерия Кремера

Алексей ГОЛЯКОВ

Саратовский поэт Валерий Кремер выпустил в свет свою четвертую книгу стихов «Свидетельство о жизни». Что бросается в глаза сразу же при прочтении первых строк в сборнике – это резкое, вызывающее, на грани эпатажа, недовольство окружающей жизнью, скепсис по поводу, казалось бы, прописных истин, поиск счастья в близком соприкосновении с небытием.

В молодежной субкультуре подобное назвали бы «экстремальной поэзией». Что же касается автора, то он, никогда не принадлежавший к литературной или какой-либо иной номенклатуре, недоволен не внешней неустроенностью, – своей ли собственной, страны, мира, – он просто более чутко, чем остальные, улавливает вздохи, стоны, крики, которые слышит. Как, собственно, и полагается настоящему поэту. У каждого времени звуки могут быть облачены в разные «аранжировки», но слово «люблю» одинаково ценно и неповторимо и в ту эпоху, когда Шекспир писал свои сонеты, и когда Бродский, по определению советского правосудия, «тунеядствовал».

Валерий принадлежит к тому поколению, которое росло при пионерии и комсомоле, а к зрелым годам оказалось у развалин «светлого будущего» и столь же неприветливого новостроя быта и всей системы человеческих отношений, где – на первый взгляд – и быть ничего не может поэтического: «Словно руки у опера, \Цепки дни. Не пророчь, \Что ты выйдешь из штопора, \А не врежешься в ночь». Но Валерий сохранил свой слух, не будучи оглушенным в ранние годы барабанной дробью и бодрыми речевками, и потому «Распятый на коленчатом валу, \Я превращаюсь медленно в золу. \Но выдох мой, светящийся во мгле, \Звездой коснется тех, кто на Земле».

Кремер от сборника к сборнику убеждает читателя, что он – поэт метафоры, пойманной «не с потолка», а рожденной как бы случайно, но прочувствованной за дни, а может быть, и годы до оформления строк на листе в виде графических знаков. «Я – Гамлет. Я уже убит. \Яд расползается по крови. \Судьба, нахмурив грозно брови, В глаза мне пристально глядит. \Я мстил, сражаясь в одиночку, \И пламя ярости мне грудь \Сожгло. Пора поставить точку. \Клинку меж нами равен путь».

Кому-то может показаться, что юношеский максимализм, свойственный, однако, не только поэтам, бьет ключом и теперь, когда седина на висках располагает вроде бы к написанию размеренных мемуаров. В первом сборнике Кремеру не давало покоя то, что «Срубили дерево, что пело \меня встречая на тропе…» («Путь», 1990). Ныне его явно беспокоят нелады других масштабов: «Планета спит, устав от боен: \Вельможи в замках на песке, \Плебс в хижинах своих, опоен, \Сжав мелочь в потном кулаке». («Свидетельство о жизни», 2007). Но в любом случае автор остаётся верен своей манере – он не склонен к зашифрованным ассоциациям, мода на которые, кстати, миновала в среде стихотворцев.

Критики склонны характеризовать стиль Кремера и его поэтических единомышленников как реальную поэзию. Не реалистическую, ибо все мы сыты по горло еще со школьных лет всевозможными реализмами и вообще «измами», а реальную. Понятную и академику, и студенту. И, что немаловажно, «соблазняющую» по много раз снимать с книжной полки книжечку стихов: «Ну вот и всё. Забудь меня. \Я научусь о вас не думать. \Так легче. Если вместе дунуть \На одуванчик из огня. \ И разлетятся на осколки \Две песни, ставшие одной, \Чьи ноты – черные иголки \В ладонях памяти ночной».

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=9112007132937&oldnumber=416