"Газета "Богатей"
Официальный сайт

Статья из № 23 (403) от 28.06.2007

Книжная Полка

Булгаков круче Цоя

Анна САФРОНОВА

В нынешнем году аж три саратовских литератора попали в число претендентов на премию «Большая книга». Это Алексей Слаповский (увы, надо уточнить – бывший саратовец, а ныне москвич; его роман «Феникс», кстати, вошел и в шорт-лист премии), Игорь Алексеев (его «Записки из бутылки» под заглавием «Как умирают слоны» опубликованы в пятом номере «Нового мира») и Вера Афанасьева с «Любимым романом» (опубликован в №№ 5, 6 саратовского журнала «Волга»).

Не буду распространяться ни о «Фениксе» (рецензировался на страницах «Богатея»), ни о «Слонах» (здесь сошлюсь на рецензию Олега Рогова в вышеупомянутом номере журнала «Волга»). Речь о ярком, спорном и неожиданном «Любимом романе» Веры Афанасьевой: действие булгаковского романа «Мастер и Маргарита» переносится в наши дни.

Справка об авторе: в 1984 году окончила физический факультет СГУ, затем – аспирантуру. Ныне – кандидат физико-математических наук и доктор философских наук. Работала…

Впрочем, остальное не важно. Сказанного достаточно, чтобы въедливые любители изящной словесности заподозрили Веру Афанасьеву в «теоретическом» подходе к творчеству – как своему, так и к булгаковскому.

И не могу сказать, что они безусловно ошиблись. Но лучше начать сначала – с начала «Любимого романа». «История эта, если читатель сочтет все случившееся историей, началась в конце теплого весеннего дня. Ничто в этот день не предвещало беды, разве что слишком радостным, слишком синим казалось небо, а солнце светило неправдоподобно ярко».

Хорошее начало, и самое главное – обозначены декорации. Все «слишком», все «неправдоподобно». Это условия авторской игры, а кто не понял, автор не виноват. Чуть позже: «В этот-то момент и появилась в центре сквера странная парочка. Никто не заметил, откуда она взялась, но некоторые, умные задним числом, впоследствии утверждали, что захотелось им при виде этих двух протереть глаза, а кое-кому даже перекреститься».

Увы, увы, знаю, чего захотелось сделать булгаковским фанам, прочитавшим последний абзац. А уж роман в целом! Вместо Мастера – какая-то, простите, баба-писательница, а главный эмоциональный центр, зерно, так сказать, вселенской драмы – не Иешуа, а Мария Магдалина.

Не надо нервничать, пожалуйста! «Любимый роман» – уже заголовок таит в себе и невидимые сноски, и комментарии, и (если внимающим совсем плохо) оправдания. Никто на вашего и нашего Булгакова не покушается. Да, булгаковский (с некоторой поправкой на женственность и современность) сюжет, да, булгаковские (с той же поправкой) герои, да, много еще…

«Любимый роман» – это, конечно, не эпигонство, не попытка переделать «старую сказку на новый лад». Это великолепно исполненный тест на бессмертность булгаковского творения. Булгаков круче Цоя, он настолько жив, что даже на заборах об этом писать не надо. И веселый роман Веры Афанасьевой тому подтверждение. Не поленюсь, приведу (подтверждая свою мысль о раздражающем действии Булгакова) цитату из модного актуального критика Виктора Топорова: «По недоразумению воспринятый в шестидесятые годы прошлого века как антисоветский (и воспринимавшийся так еще четверть века) роман – великолепный и чудовищный, ослепительно-пошлый, бесконечно циничный и вместе с тем бесконечно наивный, гордо-заискивающий и трусливо-мстительный, прославляющий абсолютную тиранию как единственное снадобье против всеобщей несправедливости с выражено левантийским лицом – массовый читатель заглатывает, как «солянку мясную сборную» в дешевой забегаловке, – горячо! остро! вкусно!.. А потом, когда начинает подташнивать, ломает себе голову: что же это я за гадость такую съел?»

Далее Топоров предсказывает, что Булгакову суждено перекочевать в подростковое чтиво (а сам, будучи не подростком, а мужем в летах, читает и нервничает)… Надо сказать, что Топоров в своем мнении не одинок, Булгакова многие ценители изящной словесности «опускают» ниже Чехова, ниже Бунина, и уж тем паче, Набокова…

Возможно, они правы: чтобы понять сноба, надо быть им, не так ли? Из Набокова популярны нынче только экранизации «Лолиты», а «низкий» Булгаков, между тем, раздражает (возбуждает, интересует, влюбляет в себя и разочаровывает и т. д.) разнополярные слои населения нашей, не побоюсь этого слова, родины. А мог ли быть элитарным (для немногих предназначенным) автор романа о Сыне Божием?

Разговор на эту тему бесконечен, и я прерву его цитатой из романа Веры Афанасьевой. Итак, господин Вул разговаривает с нашими современниками, которые со времен Иванушки Бездомого не сильно изменились:

– Мы хотим сказать, что они Христа распяли, а потом всю жизнь на других наживались, и до сих пор нашу кровушку пьют, и все об этом знают, – Петру Фомичу стало стыдно, что он произнес такую ерунду, но он вспомнил «Пионерскую зорьку» и не покраснел.

– Вашу – эту чью?

– Нашу многострадальную русскую кровь, – ответил Петр Фомич с подобающим ситуации пафосом.

Далее происходит прелюбопытнейший полилог, в процессе которого «академический тон» начисто теряется. Но оставлю это для читателей.

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=29062007162536&oldnumber=403