Призрак Вышинского в Ленинской прокуратуре

Сергей НИКОЛАЕВ

В прошлом номере «Богатея» мы писали о необычном уголовном процессе, проходящем в Ленинском районном суде Саратова. Пятеро подсудимых заявили о пытках в период предварительного следствия и применении физического и морального давления в СИЗО во время суда, когда они отказались от ранее данных показаний.

Вечером 17 сентября прошлого года во дворе дома 66 по проспекту Строителей группой лиц были избиты два молодых человека – Кривошеин и Сергомасов. Последний от полученных ранений скончался в больнице, а Кривошеин получил тяжелые телесные повреждения, приведшие его к инвалидности. Нападение произошло, когда потерпевшие сидели на лавочке во дворе своего дома в обществе 17-летней Кобелевой Ксении. По ее словам, к ним приблизилась компания из шести человек. У одного в руках была бейсбольная бита. Не вступая в переговоры, пришедшие накинулись на Кривошеина и Сергомасова и начали их избивать. Ксения их не интересовала, и ей дали убежать. Сергомасов получил закрытую черепно-мозговую травму, но смог самостоятельно добраться до квартиры. Дома он жаловался на головную боль и, по словам матери, несколько раз повторил: «Двое, двое». Однако от вызова «скорой помощи» отказался. Утром мать ушла на работу, а вечером, придя домой, застала сына в болезненном состоянии и вызвала «скорую». На следующий день Сергомасов умер в больнице.

Сотрудники милиции установили свидетельницу уже 21 сентября. По словам Ксении, ее задержали в 16 часов и продержали сначала в милиции и позже в прокуратуре до часа ночи. Хотя Ксению и допрашивали как свидетельницу, ей дали понять, что она легко может перейти в категорию подозреваемых. Присутствие родителей, необходимое в случае допросов несовершеннолетних, не смутило милиционеров. По словам Ксении, ей угрожали и при родителях. Она рассказала об обстоятельствах нападения и составила фоторобот одного из нападавших. Как сказала Ксения, нападавших было шестеро, но били только двое. Вспомните возглас Сергомасова: «Двое, двое»!

Портрет, составленный при помощи фоторобота, был предъявлен жителям дома. Он оказался похожим на некоего Сергея Панова. Надо заметить, что Ксения, хоть и знала Панова в лицо, но об участнике группы говорила, как о незнакомом человеке. Однако для оперативников главным стало другое: похож – значит он. Несовершеннолетнего Панова задержали в конце октября. Его отвезли в оперативное подразделение ГУВД, расположенное на углу улиц Зарубина и Вольской. Как называется это подразделение, в пресс-службе ГУВД мне не сказали, но старое – «Кобра» – знают многие саратовцы. По словам Панова, ему, вопреки закону, не дали возможности связаться с родителями и отобрали мобильник. После продолжительных бесед, носивших угрожающий характер, ему предложили нехитрый выбор: стать или свидетелем, или соучастником преступления. Панов ответил, что он не является ни тем и ни другим. Но оперативники заверили, что отвезут его сейчас к Кривошеину и произведут опознание. Как рассказал Панов, присутствие родителей на официальном допросе не смутило милиционеров, и они продолжили запугивание. В результате он подписал показания, по которым во время преступления находился якобы в компании пятерых парней, избивших Кривошеина и Сергомасова. С подсказки оперативников, в протокол были внесены клички «Бес», «Маркер» и другие.

Потом начались задержания. Всего по делу было арестовано пятеро молодых людей в возрасте от 17 до 27 лет. Ни один из них ранее не судим. До ареста среди них не было ни одного, кто знал бы каждого из пятерых, только одного-двух. Трое жили рядом с местом совершения преступления, у двоих школьные прозвища были созвучны с кличками, которые носили, по мнению милиционеров, преступники. Но объединило их одно – горячее желание оперативников раскрыть дело или, говоря на милицейском сленге, «выставить палку». Желание это было настолько велико, что на те обстоятельства, что прозвища другие или доказательства вины отсутствуют, никто уже внимания не обращал. А уж такие мелочи, как нарушение закона при проведении следственных действий или алиби подозреваемого, вообще в расчет не принимались.

Первым задержали Владимира Сеютова. Его взяли в 10 часов вечера 16 ноября. Оперативники отвезли Сеютова в Ленинское РУВД, где, как он рассказал, его избили. Первый допрос Сеютова был начат на следующий день в 9 часов утра. По его словам, допрос проводился без адвоката, хотя подпись адвоката в протоколе допроса имеется. Как известно, при отсутствии адвоката органы следствия обязаны предоставить защитника, услуги которого будут оплачены из бюджета. Если допустить, что адвокат все же на допросе присутствовал, то удивляет оперативность его появления в деле, поскольку адвокатская контора, откуда прибыл защитник, расположена на Большой Казачей, и сомнительно, что к задержанному вечером Сеютову он приехал рано утром. Конечно, ему могли позвонить (поздно вечером или рано утром), но можно сделать предположение, что подпись под протоколом была поставлена позже. Как бы там ни было, Сеютов дал признательные показания и указал на сообщника. Сейчас он утверждает, что сделал это под пыткой.

Затем было проведено опознание Сеютова Пановым. По словам последнего, накануне к нему домой приходили оперативники и показывали фотографию задержанного. Слова Панова подтверждает и его мать.

Сеютова потом еще не раз допрашивали. Интересно, что первые 38 строк его показаний абсолютно совпадают с протоколом допроса, проведенного более месяца спустя после первого. Это означает, что либо Сеютов обладает феноменальной памятью и готов спустя месяц дословно воспроизводить свою речь, либо следователь просто переписал часть одного протокола в другой. Тогда его вряд ли можно считать допустимым доказательством. Впрочем, Сеютов оказался не единственным феноменом в этом деле. Дословно совпадающие фрагменты в протоколах допроса Кобловой тоже измеряются десятками строк.

Вторым задержанным стал Денис Понимасов – самый старший из подсудимых. По словам младшего брата Понимасова, он открыл дверь на звонок не спросив. В квартиру ворвались пятеро оперативников, избили его и устроили самочинный обыск. Оперативники, понятно, не подтвердили фактов обыска и избиений. Однако объяснить появление в уголовном деле паспорта Дениса никто объяснить не может. То есть паспорт есть, а какие-либо процессуальные документы (протокол обыска или выемки), объясняющие его появление в деле, отсутствуют. Таким образом, рассказ брата подсудимого не представляется неправдоподобным. Тем более что некоторые из фактов избиений, о которых говорят все пятеро подсудимых, зафиксированы документально. Понимасова после задержания повезли в «Кобру». После общения с оперативниками ему понадобилась медицинская помощь. Врачи 1-й городской больницы зафиксировали у Понимасова телесные повреждения. Во время прокурорской проверки оперативники отрицали факт побоев. Но очевидно одно – телесные повреждения получены Понимасовым во время пребывания его в органах внутренних дел.

Третьим задержанным по делу стал Александр Булгару – единственный несовершеннолетний во всей компании. По его словам, его пытали током, надевали противогаз и пережимали шланг. После этого он написал «чистосердечное признание». Этот довольно странный документ приобщен к уголовному делу, но вряд ли может служить доказательством, поскольку признание получено без участия адвоката и законного представителя. Кроме того, закон трактует явку с повинной как добровольное сообщение о факте или обстоятельствах преступления, неизвестных органам правопорядка. Булгару же доставили в милицию именно по подозрению в совершенном преступлении. Поэтому ни о каких неизвестных обстоятельствах речь вести нельзя.

Зато в деле отсутствуют другие документы, которые могли бы восстановить картину произошедшего. Вечером 17 сентября Булгару в течение полутора часов разговаривал по телефону с сестрой Сеютова. Причем, звонил он ей с домашнего телефона (а живет Александр в районе Соколовой горы) на мобильный. Распечатка звонков могла бы пролить свет на его местопребывание в тот злополучный вечер. Однако следствие и суд отказываются запрашивать и приобщать к делу распечатку. Видимо, она может нарушить и без того нестройную версию, выпестованную оперативниками Ленинского РУВД и «Кобры» совместно со следователем прокуратуры Ленаром Кошаповым.

За задержанием Булгару последовали задержания Виталия Мотина и Романа Терентьева. Терентьева, как и Сеютова, взяли как подозреваемого по кличке «Маркер». То, что его прозвище оказалось «Медник», не сильно расстроило оперативников. Кроме того, у Терентьева оказалось алиби. Сосед, не имеющий телефона, несколько раз за вечер, когда произошло преступление, заходил к Терентьевым позвонить. Дважды Роман давал ему трубку. Версия Терентьева подтверждается не только показаниями соседа, но и распечатками звонков. Впрочем, алиби не освободило Терентьева от помещения в СИЗО.

Мотину и Терентьеву, можно сказать, повезло. Их не били на стадии предварительного следствия. Видимо, следователь счел, что показаний предыдущих задержанных вполне хватит для вынесения обвинительного приговора. Зато когда подсудимые начали в суде отказываться от признаний, Мотину и Терентьеву тоже было предложено сознаться. Предложение было подкреплено побоями.

Похоже, что следователь Кошапов является поклонником сталинского генпрокурора Вышинского, называвшего признание «царицей доказательств». В этом деле признание на самом деле царит, тем более что другими доказательствами вина не подтверждается.

По словам родственников подсудимых, у Понимасова, Сеютова и Булгару из дома изымалась одежда (у Сеютова даже дважды) без всяких протоколов и постановлений. Затем также частным порядком одежда возвращалась. В подобных делах обычно изымается одежда подозреваемых для исследования на предмет обнаружения следов крови потерпевших. Как следует из протокола осмотра, с места происшествия были изъяты смывы крови. Кроме того, к делу приобщен образец подногтевого состава Сергомасова, где могли бы быть частички кожи или крови нападавших. Однако эти образцы остались неисследованными. Эти факты говорят как минимум о неполноте расследования. Если, конечно, предположить, что изъятая одежда была все-таки осмотрена, но никаких следов не обнаружено, то можно говорить и о предвзятости.

Сама версия следствия, если даже не принимать во внимание показания подсудимых, выглядит не слишком убедительно. Из обвинительного заключения следует, что вся компания встретилась на Театральной площади (был День города), затем поехала в Ленинский район, зашла во двор дома 66 по проспекту Строителей и по команде Понимасова «Поехали» (?) набросилась на потерпевших. Кстати, это единственное слово, приписываемое Понимасову в обвинительном заключении, стало выглядеть как «предварительный сговор группой лиц». Удары, кроме рук и ног, наносились куском арматуры. Эта арматура вообще является плодом воображения следователя, так как даже в первоначальных показаниях Кобелевой фигурирует бита.

По словам соседей, у Сергомасова были финансовые проблемы. На следующий день после похорон на его могиле был совершен акт вандализма. Однако версия мести следствием вообще не отрабатывалась.

Огрехи следствия стали всплывать на суде. Подсудимые отказались от данных ранее признаний, изменили показания и свидетели Коблов и Панов. И тут на выручку прокуратуре пришли коллеги из Управления по исполнению наказаний. Подсудимые попали под жесточайший прессинг. Они заявили об этом на заседании 18 июня. Перед заседанием их начали переводить в другие камеры. Переводы сопровождались избиениями и угрозами. Понимасов в суде продемонстрировал странгуляционный след от удушения и след от удара продолговатым предметом. Была вызвана «скорая помощь». Врачи заявили, что он нуждается в помощи специалистов. Булгару был просто сломлен угрозами и не мог говорить, срывался в истерику. Судья был вынужден отложить рассмотрение дела на время проведения прокурорской проверки.

Начальство СИЗО отреагировало мгновенно. У всех сокамерников Понимасова были взяты объяснения, где они написали, что на прогулке играли в «слоника». Эта игра, присущая скорее школьникам средних классов, чем узникам СИЗО, заключается в том, что группа одних играющих пытается передвигаться, неся на спинах группу других. Такая конструкция весьма неустойчива и часто падает, при этом играющие получают повреждения. Впрочем, след от дубинки и странгуляционная полоса не характерны для повреждений такого рода. Справедливости ради надо отметить, что прессинг в отношении подсудимых был ослаблен. Трудно судить, что послужило причиной ослабления: прокурорская проверка или обращения родственников к Уполномоченному по правам человека и в правительство Саратовской области. Булгару получил заверения, что условия его пребывания в СИЗО не будут зависеть от показаний, даваемых на суде. Нет пока жалоб и от других подсудимых.

На этой неделе процесс возобновился. Как дальше он будет развиваться, когда обвинение лишилось «царицы доказательств» – признания, покажет время.

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=29062007162245&oldnumber=403