Официальный сайт
|
|
Александр СОРОКИН
(Окончание. Начало см. в №№ 13, 14, 15, 16 и 17)
Многотрудная сельская жизнь заставляет слуг народа разделиться на классы. Основной критерий разделения – трудолюбие.
К концу лета слуги народа стали всерьёз скучать по семьям. А позвонить можно было только с почты, за деньги (которые были не у всех), поскольку сотовые телефоны в Балабурино–1 не ловили сеть, вышка была лишь возле Балабурино–2.
И вот наступила осень. Уже собрали последние кочаны капусты с опустевших огородов (ее в этом году уродилось много) и решили устроить праздник урожая. Закупили в сельпо побольше водки и портвейна «Три кочерги» (слуги народа уже давно не брезговали народным пойлом), накрыли какой-никакой праздничный стол в саду у Зельского и вытащили найденную в одном из домов старинную радиолу, ловившую радио «Маяк» и «Россия». Славная получилась вечеринка – в конце два депутата даже набили друг другу морду (наутро извинялись). Но за столом уже слегка проскакивало нехорошее – всё-таки, не все сидящие были равны и независимы, как прежде.
Все со страхом прикидывали наличие запасов в погребах и свои денежные ресурсы. Насундучить денег никому не удалось – уж больно хороший аппетит открывался на природе. Да и первый год хозяйствования всё-таки...
Все ждали зимы, подозревая, что она будет голодной и холодной. Но на случай холода были дрова, которыми все запаслись в избытке (их притащил бульдозер из-за речки). А вот на случай голода ничего не было предусмотрено. Правда, оставался ещё один вариант – выйти из проекта. Но жалко было потраченных усилий.
Те, кому жалко не было, выбывали, за лето группа недосчиталась пятнадцати человек, осенью ушло ещё восемь. Эти люди поняли, что не проживут зимой.
Тем, кто хозяйствовал сам (был «кулаком»), было легче – у них скопились довольно приличные запасы. А вот батракам, работавшим не на запас, а на повседневный кусок хлеба, приходилось туго. Ведь хорошо работать на два поля трудно. Почти невозможно.
Ближе к октябрю у некоторых начались голодные обмороки. Трое вышли из проекта. Но это было ещё не все, что заготовила затейница-судьба для «новых селян». В ноябре, когда уже холодная, колючая позёмка мела по земле, когда по ночам свистело в трубах, а в степях выли голодные волки, президент выкинул очередной номер. В село пришла продразверстка.
Да-да, натуральная продразверстка – крепкие парни с автоматами и в кожанках, перетянутые портупеями с наганами. Они обшарили вдоль и поперек все дома и погреба, а некоторые места даже проверили специальными щупами – на предмет обнаружения тайников.
Когда некоторые избранники начали возмущаться, парни поступили с ними просто – надавали прикладами в грудь. Не сильно, а так – для науки.
Треть урожая с каждого двора забрали неведомо куда. Горько было на селе после ухода продразверстки. Казалось, ещё сильнее начала мести поземка, еще сильнее начал свистеть ветер в трубах, а голод уже постучал в двери...
Баллонов кое-что соображал в истории Отечества. Поэтому он смикитил – пришли один раз, придут и в другой. И он начал собирать небольшой летучий отряд.
Отряд вооружили старыми обрезами и винтарями времён первой Отечественной, найденными в подполах и чердаках. Когда продразверстка пришла во второй раз, ей оказали сопротивление – палили в воздух для острастки.
Около получаса шла самая настоящая война – двое из летучего отряда были ранены, а один из «продразверсточников» получил контузию от разорвавшейся рядом с ним светошумовой гранаты.
Баллонов с примкнувшими к нему товарищами ушёл в леса, захватив с собой некоторые пищевые припасы. И вовремя – нагрянувший войсковой полк перепахал деревню начисто. Обыск устроили капитальный, ничего не нашли и со злости попинали нескольких неповинных земледельцев и подожгли три заколоченных дома. Долго ещё стоял дым над деревней после ухода солдат...
Баллонов вернулся, когда в селе уже полным ходом шла коллективизация – под руководством все тех же крепких кожаных парней картошка и другие припасы ссыпались в общественный погреб. Планировалось построить крытый общий загон для коз.
Баллонов хотел бы быть гордым, да на голодный желудок это плохо получалось. Поэтому он включился в работу.
Потом начались раскулачивания. Тех, у кого были денежные запасы, вино, продукты в холодильнике, нещадно выгоняли на мороз. Отныне они должны были жить в дальнем бараке, служившим прежним жителям клубом. Там было холодно и неуютно – протопить такое здоровое помещение было трудно. Многие заболели.
Но президент не был жесток, к заболевшим прислали докторов и переселили их в покосившиеся, но зато теплые окраинные дома.
Весной участникам проекта объявили, что их пребывание затягивается до середины лета. И тут пришла рыночная экономика.
Тот загон и общественный погреб, который они все вместе сообща строили, спалили братки. Где президент откопал такие тупые уголовные морды, представить было трудно. Потом у селян оттяпали большой кусок земли вместе с огородами и садами. Баллонов пробовал было поднять бунт, но его тут же подавили. Гораздо жестче, чем продразверстка, думского драчуна так отходили, что он неделю лежал на кровати, не вставая.
Предполагая, что проект могут затянуть до следующей осени, сановные крестьяне снова стали засаживать огороды. Правда, для этого им пришлось осваивать нераспаханные земли вдали от своих огородов. На их прежних участках теперь был дом отдыха, где тупоголовые братки с дегенеративным хохотом целый день стреляли по бутылкам из охотничьих ружей, пользовали проституток и гоняли ночами грохочущую музыку.
Но привыкли и к этому, уже начиная собирать урожай с вновь распаханных делянок. И тут по селу активно поползли слухи, что грядут новые реформы, ещё более страшные. Слово «реформы» уже вызывало у народных избранников и вчерашних министров мандраж, ведь оно сулило новые страхи и голодные деньки.
За время проекта все сильно подтянулись. Уже не было ни одного человека, чей живот бы не был плоским, как экран суперсовременного телевизора. А уж про цвет лица многих можно было бы промолчать – за зиму он стал землисто-зеленым.
И тут проект завершился. В село под звон фанфар (на деле это были обычные клаксоны) въехала автоколонна шикарных автомобилей. Водители не узнавали своих хозяев, вместо вальяжных лоснящихся господ в шикарных костюмах к ним кинулись обросшие исхудалые мужики в обтрепанных робах. Хозяева обнимали своих водителей и буквально залили их рубашки слезами. Вот радости-то было!
Президент, как и обещал, раздал всем выдержавшим до конца проекта высокие посты – кто-то сохранил свои кресла, кто-то пошёл на повышение. В Думе остались только те, кто пожил сельской жизнью. Злаков, как и обещал, разогнал Думу и устроил срочные выборы. Кандидаты отбирались только лишь из председателей успешных колхозов и из продуктивных фермеров. Так была сформирована правящая элита.
...В кабинет министра финансов Федора Алексеевича Карпова зашёл заместитель. Он принёс начальнику новый пакет документов. Передав бумаги на изучение руководства, он почтительно замер в углу.
Федор Алексеевич просматривал бумаги тщательно, проверял каждую графу. И тут лицо его исказилось:
– Почему тут сокращение расходов на сельское хозяйство? – грозно спросил он.
– Понимаете, Федор Алексеевич... – залебезил заместитель.
– Я ничего не понимаю, козья твоя морда! – заорал министр.
– Но мы рассчитали... – попытался вставить зам.
– Мне по хрену, чего вы там рассчитали! – бушевал Карпов. – Чтобы завтра же у меня лежали бумаги с нормальным финансированием! Тебе ясно?! – он швырнул бумаги в несчастного работника министерства, они разлетелись по всему кабинету.
– Болван ненормальный! – плюнул себе под ноги заместитель Иванов, когда уже шёл по коридору.
Но Карпов его не слышал. Он сидел в своем кресле, заложив руки за голову, и смотрел в окно. Он довольно улыбался, ведь сегодня он отстоял интересы своих любимых крестьян.
Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=28052007174341&oldnumber=398