Официальный сайт
|
|
Александр ДАВИДЕНКО
На третьем этаже художественного училища имени А. Боголюбова проходит большая выставка работ Сергея Сакова (г. Маркс).
Если оценивать всю выставку в целом, то можно сказать, что здесь торжествуют принципы синкретизма, или эклектики (это уж кому как больше нравится). Собственного живописного стиля, языка общения, художественных кодов, которые подчеркивали бы именно его индивидуальность, – всего этого нет. А есть стилизационные увлечения, красной нитью проходящие через все творчество художника. Причем, это не переосмысление найденного другими, не преодоление влияния через синтез и формирование собственного видения, а скольжение по основным художественным новациям ХХ века, начиная с постимпрессионистов и заканчивая неомодернизмом. Среди обильных цитат можно увидеть и остаточный (уже очеловеченный) конструктивизм Ф. Леже («Игры–2», 2001г.), и пластику обобщенных фигур «от К. Малевича» («Клубничное поле», «Матросы. 1994 г.), и Ларионовских «вывесочных» парикмахеров («Зеленый период. Художник и рыбак», 1994 г.). Работа «Богатый улов», 1992 г. не только пластически, но сюжетно и даже композиционно заимствована у Н. Гончаровой («Рыбная ловля», 1908 г.). С. Саков посчитал необходимым отметиться супрематической композицией на фоне живописной архитектоники («Небесное, земное, прекрасное», 1997 г.), а также живописной конструкцией, выполненной по законам геометрического кубизма, приправленного цветодинамическим соусом («Структурное изображение», 1993 г.), причем, сделал это вполне профессионально, так, что работы вызывают неподдельный интерес и оставляют приятное впечатление. А вот Trash-инсталляция вызывает лишь сожаление, ведь в подобных терминах массово и исчерпывающе высказались все, кто хотел еще 50–90 лет тому назад, начиная с «ready made».
Когда художник преодолевает сковывающие его схемы, появляются такие органичные работы, как «Потешный флот», 2005 г., с откровенной театрализацией действия, развитие которого как бы случайно остановлено, что очень характерно для детской непосредственности. В работе «Продавец рыбы», 2002 г., можно полюбоваться охристыми и оливковыми тонами, ритмическими повторами вертикалей висящих рыб и стоящих фигур, легким динамичным возмущением водной поверхности в правом углу холста и плавным полуовалом берега, заставляющим взгляд вернуться и начать рассматривать заново эту картину счастливого бытия.
Аналитическая составляющая творчества С. Сакова превалирует над эмоциональной, но, к счастью, не замещает ее полностью, что позволяет зрителю погружаться в чарующий мир колористического разнообразия, увлечься гармонией тонких взаимоотношений различных цветов на поверхности холста, получая удовольствие и от виртуозной проработки сближенных соотношений, и от мощных, драматических столкновений. Таково «Светлое течение», 2002 г. Принцип построения композиции, как мне кажется, заимствован у О. Розановой («Натюрморт», находящийся, кстати, в коллекции Саратовского музея имени Радищева): тот же передний план с кувшином и чашей (вместо зеленых груш), приспущенный вниз и яркий декоративный фон, контрастирующий со строгой геометрией и обесцвеченностью посуды. У С. Сакова этот фон – решительно опрокинутая на зрителя плоскость с распластанными на ней двумя торжественными рыбами изумительного цвета, с сияющей чешуей. Грациозно изогнутые хвосты составляют с их телами эллипс, что заставляет зрителя многократно скользить завороженным взглядом по этим магическим формам. Это замечательное пластическое и колористическое высказывание грешно даже называть натюрмортом, до такой степени довольные собой и как будто кокетничающие рыбы не производят впечатления «мертвой натуры». В отношении этой работы, как и многих других, можно утверждать, что их содержание не сводится к внешней сюжетике, гораздо важнее оказывается подстрочник, связанный с легко (или трудно) читаемым изображением системы знаков и символов. Именно через эту систему передается скрытая эмоция и нравственный посыл. Такой же «многослойный» характер имеет и другая удачная работа – «Розовый период. Мальчик с рыбой», 2003 г. Неяркая цветовая гамма, даже немножко грязноватые тона и резкое оконтуривание предметов, создают выразительный эмоциональный фон, на котором огромная рыба доминирует над субтильной человеческой фигуркой, заняв большую часть поверхности холста. Она парит в пространстве, а человек не держит ее, а робко прикасается к ней с сакральной надеждой и любовью. Даже закрашенные полосы по периметру холста, заполненные числами, буквами и геометрическими фигурами, воспринимаются как «житийное» поле с тайными кодами.
Фовистская энергия цвета в работе «Продавец яблок. BOY» соседствует с пластическим немногословием, что усиливает эмоциональную выразительность (здесь можно усмотреть перекличку с натюрмортами И. Машкова и декоративными мотивами раннего В. Кандинского периода Мурнау, например, его «Импровизация 4», 1909 г.). Те же самые живописные качества, наложенные на принципы более чем сдержанного кубизма, часто встречающегося в русском авангарде начала ХХ века, нашли свое отражение в работе «Лампа», 2003 г. Истоки интересной композиции работы «Духовный портрет», 1993 г. восходят к «Бальзаку» О. Родена, а, скорее всего, к его живописному эквиваленту кисти А. Йорна (1956 г.), в еще большей степени замечательно изуродованному пластическими деформациями, наплывами и нашлепками из комков фузы. Эти витальные, таинственные и манящие формы разбужены энергичными штрихами, линиями и пятнами краски, заставляющими этот странный конгломерат дышать и даже излучать волнующую чувственность. «Букет», 2003 г. своими изящными формами вызывает в памяти цветы О. Редона, но выполненные в гораздо более условной манере, легким намеком, с демонстративным аскетизмом. Живописно – пластическая конструкция гармонично сочетает жесткие линии и полупрозрачные пятна краски, выходящие за пределы четких зон, словно это акварель по влажной поверхности.
Рассматривая многочисленные работы последних лет («Горный сом», «Авантюристы», «Лазурная Испания» и др.), невозможно отделаться от ощущения какой-то чертовщины, или обдуманной мистификации, до такой степени пластически, колористически, а зачастую и тематически, они неотличимы от подобных работ А. Карнаухова.
«Нельзя объять необъятное», – это ироническое замечание К. Пруткова имеет глубокий смысл. При всем разнообразии способов художественного самовыражения, а может быть, именно поэтому, эклектичность в творчестве С. Сакова проявляется слишком отчетливо. По поводу подобных подражаний резко, но очень точно высказался в начале ХХ века известный художественный критик С. Маковский: «...Они переняли внешние приемы новейших французов, приемы дерзкие, революционные, крайние …, но многоопытная осторожность в пользовании этими приемами осталась им недоступной». Но стало бы лучше, если С. Саков занялся поисками своего неповторимого лица, а не занимался археологическими раскопками? Не знаю. Нашел бы он свое лицо, было бы оно привлекательным – не известно, а вот многих удач в рамках стилизационного проекта мы бы лишились.
Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=15052007170927&oldnumber=395