Написано мало, сказано много

Анна САФРОНОВА

Тридцать лет назад умер Виктор Курочкин, автор книги, которая выдержала много переизданий (в том числе и в последнее время) и теперь уже прочно завоевала себе место на книжных полках.

Речь идет о тишайшей повести «На войне как на войне», которая писалась Курочкиным к 20-летию победы. Несколько слов о сюжете для тех, кто не читал или просто давно не перечитывал эту вещь. Главный герой повести, юный младший лейтенант Саня Малешкин, командир самоходки, – ходячий повод для насмешек соратников. У него вечно все не слава богу – шапка задом наперед, машина из строя выходит не вовремя, рацию он по ночам гоняет, разряжая аккумуляторы, забывает выйти на связь с начальством и так далее. В общем, классический герой литературы – маленький человек с большой душой и чистым сердцем. В первом же бою самоходка Малешкина оказывается – по недоразумению, не услышан был сигнал к отступлению! – среди немецких танков. И Малешкин начинает действовать единственно возможным для него способом, то есть пытается уничтожить противника. В общем-то, непредсказуемые действия Малешкина решают исход сражения, и он, не имеющий ни одного наградного значка, представлен к званию Героя Советского Союза. Гибель его как будто случайна и нелепа – не в бою, а за обедом, от осколка мины.

Понятно, эта книга не могла вызвать восторга идеологизированной критики 60-х годов. «Кажется, Курочкина могли бы и вовсе не заметить при жизни, если бы его повесть не навлекла на себя гнев критики. В ней увидели что-то антигероическое, «антисимоновское»: главный персонаж «инфантилен», его нетребовательность и легкомыслие «граничат с преступлением» (из предисловия Сергея Федякина к изданию прошлого года в санкт-петербургской «Азбуке-классике»). Предисловие это заслуживает всяческого внимания. «Виктор Курочкин на фоне «лейтенантской» прозы обескураживает… Что-то незатейливое и простоватое. И незаметно втягиваешься в это неприхотливое повествование, как в прозу Пушкина…» Язык Курочкина – ясный, легкий, динамичный – действительно вырывает его из контекста прозы советского периода, отсылая к классике.

Курочкин нанес сильный удар по «тематическому подходу» к литературе. Литература о войне все советские годы числилась по ранжиру патриотического воспитания, что неизменно сопровождалось истерическим воспеванием подвига. А здесь - какая-то мелочь, Виктор Курочкин, позволяет себе посмеиваться над наивным Малешкиным, который успокаивает себя при взгляде на убитых немцев: «Сане тоже стало весело. Там, при виде безголового танкиста, его затрясло. А тут ничего, как будто так и должно быть. А как же иначе? Это же не люди, а фашисты!». Природный патриотизм Малешкина, не распознанный критикой, ничего общего не имел с патриотизмом официальным. И в этом смысле, как здорово подметил поэт и прозаик Александр Яшин, «Саня Малешкин имеет лишь одного предшественника – Петю Ростова». Сергей Федякин называет еще одного – Петра Гринева.

Замечательное свойство прозы Курочкина: читается «На войне как на войне» вовсе не как повесть о каких-то исторических дедушках-прадедушках – участниках ВОВ, а так, как будто речь идет о людях хорошо знакомых, милых сердцу. Вот один эпизод. Экипаж Малешкина – одесский еврей-филолог Домешек, прожорливый, но крайне чувствительный раздолбай Щербак, суровый ефрейтор Бянкин - обижается на своего командира. Дело в том, что в порыве самосовершенствования Малешкин вылил в помойное ведро свою порцию самогонки. Саня кается и подлизывается к экипажу, с этой целью от смущения зачем-то подробно рассказывает, как изводил на уроках училку немецкого (еще одна шпилька в сторону пропаганды):

«- С тех пор я так возненавидел фрицев, что готов их, гадов, душить вот этими собственными руками. – Малешкин показал руки и сжал кулаки.

Однако ни самобичующий рассказ, ни патриотический порыв не тронули экипаж. Щербак смотрел в одну точку. Домешек насвистывал «Темную ночь».

- Всё? – спросил ефрейтор Бянкин.

От этого вопроса Саня сморщился, словно проглотил горсть недозрелой клюквы».

Шпильки у Курочкина – не диссидентски-обличительные, с сурово сдвинутыми бровями, но мягкие, умные, добрые и спокойные: человек, показательно сжимающий кулаки, смешон (еще один штрих в пользу классики).

Сказано Курочкиным о многом, а написано мало. Его проза и сценарии (кстати, напомню, что повесть «На войне как на войне» была экранизирована режиссером Виктором Трегубовичем в 1968 году) уместились бы под одной обложкой. Вторая вещь о войне, «Железный дождь», не закончена: после первой части продолжения не было.

Не могу отказать себе в печальном удовольствии привести чудовищные цитаты из энциклопедии «Русские писатели 20 века», выпущенной московским научным издательством «Большая российская энциклопедия» в 2000 году. Объемная статья о Курочкине принадлежит В.А. Богданову. Без комментариев: «К. пытается исследовать психологию колхозников…» (о повести «Заколоченный дом»), «постепенно произведения К. становятся созвучны правде жизни»; «широкое и безоговорочное признание пришло к К. с появлением его пов. «На войне как на войне»; «способные на подвиги, герои К. не лишены человеческих слабостей».

В общем, красивая картинка присутствия Курочкина в так называемом литературном процессе: незнание (поправимо) и непонимание (не всегда поправимо).

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=18072006162127&oldnumber=356