Елена Черная: «С Чеховым сегодня можно говорить о многом»

Ирина КАБАНОВА

4 марта на сцене театра драмы мы увидим «Дядю Ваню». Это не просто премьера - это событие, поскольку Чехова на саратовской сцене не было уже давно, а театр без основополагающей театральной драматургии по меньшей мере странен. Режиссер спектакля Елена Черная - профессор Санкт-Петербургской академии театрального искусства, из чьей мастерской вышли актеры Анна Ковальчук, Сергей Горобченко и Илья Носков – первый исполнитель роли Фандорина в телевизионном сериале. Классика - ее конек: первой постановкой Елены Черной в театре драмы им. И.А. Слонова стала пьеса Островского «Ловит волк – ловят и волка». Теперь – Чехов.

- Елена Игоревна, увидим ли мы в пьесе, написанной в конце XIX века, проекцию современности или это будет чистой воды классика?

- Без современности нельзя, чистой классики не существует. Театр – это не музей, это очень живое искусство. Оно всегда сегодняшнее, сиюминутное, и не только потому, что актеры работают на наших глазах, что само по себе является феноменом, который есть только в театре, но и потому, что со сцены мы можем говорить о том, что волнует нас сегодня. Мы не можем говорить о том, что волновало русских в конце XIX века. Это может быть любопытно с некой исторической точки зрения, но прежде всего пьесы Чехова – это не исторические уроки, а разбор существования личности в тех или иных условиях, личности любящей, переживающей материальное благополучие или, наоборот, падение, личности униженной, страдающей, радующейся, теряющей… Для меня Чехов – это драматург, с которым можно говорить сегодня о многом. Если иметь в виду драматургическую стилистику, то Чехов опередил свое время настолько, что стал учителем для XX века, а в XXI веке его, может быть, понимают гораздо больше, чем в начале XX-го. А когда Чехов появился, его понимали частично и не совсем. К примеру, «Вишневый сад» тогда совсем не поняли, а сейчас, анализируя пьесу, пишут о черном юморе Чехова, о том, что корни Беккета, оказывается, из Чехова.

- Героев Чехова волнуют, по большому счету, те же проблемы, что и нас сегодня. То есть человек, по сути, не меняется?

- Душа человеческая – нет. Человек не изменился не только со времен Чехова – человеческие мозги ни количественно, ни качественно не изменились с античных времен. Есть наука и техника, которые так или иначе меняют наш взгляд на мир, меняющийся вокруг нас, и, исследуя этот мир, мы куда-то двигаемся. Но душа все так же может быть тонка и трепетна, может быть груба и жестока, мозги могут быть тупыми, а могут быть гениальными. С этой точки зрения феномен гениев, который жили и тысячу, и две тысячи лет назад, до сих пор поражает, ведь гений Шекспира не превзойден до сих пор.

- Какие сценографические находки вы используете в спектакле?

- Сценографию сделал очень неплохой художник из Санкт-Петербурга Кирилл Пискунов, мы вместе с ним рождали этот образ. Мне кажется, что сценография любопытная: мы пошли с ним от образа имения Серебрякова, который был нарисован на программке первого спектакля Московского художественного театра в 1899 году: дом с колоннами, с фронтоном… Мы же с Кириллом поняли, что с тех пор ничто не могло сохраниться, и у нас от этого дома остался один остов. И вот в этом остове, разрушенном временем, войнами, ветрами, мы и попытаемся сыграть «Дядю Ваню». Остов у нас живой - он будет скрипеть, стучать, он будет подвержен неким метаморфозам на сцене, что для нас очень важно.

- Кстати, о звуках, ведь у Чехова очень важен звуковой ряд. Можем ли мы ожидать в этом плане чего-то особенного?

- Звуковой ряд, конечно, будет, но не чеховский. Чехов был человеком умнейшим, и поэтому, когда он в спектакле Немировича-Данченко услышал очень много всяких звуков, его это покоробило, и он «отменил» лягушек и коростелей. Так что лягушек не будет, но будет что-то, что напомнит и лягушачье кваканье, и крики журавлей, но это не будут натуральные крики. Чехов, по-видимому, действительно умел видеть далеко вперед, и воображение его нарисовало перспективу театрального развития. Его не всегда удовлетворяли те спектакли, которые считались чрезвычайно талантливыми и передовыми в его время.

- Какой трактовки пьесы нам ждать - традиционной или авангардной?

- Я думаю, ни того, ни другого. Авангард очень часто бывает формален, и за это я его не люблю. Для того чтобы ставить авангардные спектакли, надо брать соответствующую драматургию. Что касается традиционной постановки, я не знаю, что это такое. В любом случае я хотела бы, чтобы зритель пришел на спектакль ради питания души. Существует то, что называется катарсисом, то есть человек может над вымыслом облиться слезами. И это бывает сильнее, чем облиться слезами над реально произошедшим. Образ иногда действует очень сильно на человека, он рождает в нем то же творчество, и поэтому человек слушает музыку, ходит в театр, читает книги. Там, внутри него, возникает объем, этот объем расширяет горизонты и позволяет свою собственную жизнь чем-то мерить - не соседней жизнью, а через художественное произведение, через художественный образ. И поэтому в театре – самые сильные впечатления: когда ты либо очень сильно смеешься, либо плачешь, либо очень внимаешь, получая оттуда что-то, чего ты не можешь услышать в повседневной жизни. При этом работает душа, а это труд. И что меня сильно печалит - это то, что произошла девальвация душевного труда: зритель предпочитает развлекаться, слушать в который раз одни и те же песни и внимать актерам, которые выступают с репризами, как оракулам.

- А должен ли обладать чем-то особенным актер, которому предстоит играть чеховского героя?

- Любой талантливый – несомненно. Но можно говорить о степени талантливости. С актерами недостаточного уровня профессионального развития и одаренности лучше не браться за Чехова, это неблагодарный труд. Этот спектакль мы делаем с командой очень хороших артистов. Я взялась за постановку по той причине, что я уже знала этих артистов, они пробудили у меня желание сделать такой спектакль именно в этой компании актерских индивидуальностей. Творческий труд – вещь очень сложная, в которой есть много сомнений, боли и, конечно, надежд. Я надеюсь, что наш труд увенчается успехом, ведь это не просто текст - здесь есть некая мысль, некая история, связанная с сегодняшним днем, и мы пытаемся что-то этим сказать.

Вообще, феномен Саратова в том, что это колыбель очень мощной плеяды талантливых артистов, и их отсюда все время вывозят. Им здесь, по-видимому, не оказывают должного уважения и любви. Выходит, лишь поехав куда-то и там снискав себе славу, актер, вернувшись сюда, сможет привлечь к себе внимание - «славны бубны за горами». А надо здесь уметь любить, здесь уметь одаривать и помогать.

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=13032006164419&oldnumber=337