Гедонист с озабоченным лицом

С 14 сентября любители постмодернизма могут получить удовольствие в залах музея им. Радищева от работ саратовского художника Андрея Ванина

Александр ДАВИДЕНКО

Теоретические идеи кубистов и футуристов начала ХХ века оказали и продолжают оказывать сильное влияние на художников, отрицающих салонный академизм, лживость идеологического фасада, прямолинейную повествовательность изображаемого. Похоже, что А. Ванин тоже пытается воссоздавать реальный мир, как продукт "совпадения ощущений с направлением нашей мысли" (Глез, Метценже), стремясь раздвинуть рамки наблюдаемого и уйти от иллюзий непосредственного восприятия. По большому счету, в основе его творчества нет глубокой философии, хотя в работах присутствует определенное философствование. Его стихия — это интеллектуально-игровой декоративизм, новая фантастическая мифология и примат жизнеутверждающих биологических инстинктов. Именно это защищает А. Ванина от катастрофического мышления и экзистенциального мировоззрения, свойственного многим представителям постмодернизма. Поэтому некоторый драматизм, проявляющийся во многих работах, достаточно локален и не является всеобщим и фатальным.

Искусство А. Ванина, в целом, оптимистично и жизнерадостно. Это заявление может показаться спорным, т.к. художник часто обращается в своих работах к вопросам внутриэволюционной конфликтности, пытается прочитать Библию в контексте сегодняшних проблем и современных угрожающих вызовов, часто изъясняется языком погребальной таинственности. Но возникающее первичное психологическое напряжение вдруг спокойно разрешается. Происходит снижение трагического пафоса с апокалипсического до почти карнавального уровня, когда за масками страха и безысходности замечаешь симпатичных участников театрализованного "хэллоуина". Вместо грозных пророчеств мы имеем тревожные предостережения гедониста с озабоченным лицом. Внешне его работы производят впечатление не диалога со зрителем, а монолога: и утверждения, и споры, и какие-то выводы он делает неспешно, взвешенно и как бы тет-а-тет с самим собой, воображаемым вторым "Я". Отсюда и отсутствие в манере подачи материала экспрессивного напора, зато ощущается очевидная витальность всех его живописных конструкций. В работах А. Ванина мы сталкиваемся не с эстетикой разрушения, а с эстетикой созидания. Впрочем, затаенная, спящая агрессивность присутствует в ряде работ, использующих в качестве формообразующей оболочки мифы Юго-Восточной Азии, Южной Америки и Африки.

Живописный эротизм также является неотъемлемой частью творчества А.Ванина. Но это не чувственный эротизм Ф. Буше или шаловливо-куртуазный О. Бёрдсли, не экстатический Ф. Штука, или брутальный Ж. Дюбюффе. Он носит скорее статуарный, даже иератический характер с элементами озорства. Возникает ощущение, что, реализуя эти темы, художник занимается своего рода священнодействием и фаллосоподобные "Тотем" и "Начало" являются для него не просто частными символами, а квинтэссенцией творческого начала, и живописный процесс осознается им как реализация его либидо.

Большое место в работах А. Ванина занимают сюжеты, так сказать, новой мифологии. Это своеобразные фантазии, порожденные новой литературой, мистическими учениями, техническим прогрессом, а также попытками сконструировать образ внеземной религиозности, в рамках которой художник использует метод проекции космической религиозной идеи на традиционные христианские догматы. При этом художник пользуется приемом стилизации русских икон с их "ковчежностью", формами предстояния и клейм. Здесь же заметен интерес к сумеречному состоянию человеческой психики и "потустороннему" мышлению, что находит свое отражение в некоторой психоделичности языка художника.

Что касается живописной манеры, в которой работает А. Ванин, то можно допустить, что все те влияния, которые он испытал и которые просматриваются в его творчестве, являются результатом глубокого анализа и непосредственного соприкосновения с разработками предшественников. Но также возможно (и это представляется более вероятным), что найденные решения он воспринял уже от нового поколения российских постмодернистов, много взявших от искусства авангарда начала ХХ века. Воздействие таких художников, как М. Шварцман, Д. Краснопевцев, В. Немухин и Д. Плавинский, на живописную стилистику А. Ванина очевидно и является непосредственным. Кроме этого, заметно опосредованное влияние раннего авангарда. Например, дробление единого предметного объекта, которое происходит не с суровым аскетизмом, присущим традиционным кубистам, а в поэтичной форме, напоминающей орфизм Р. Делоне. Мозаичность всей живописной поверхности и ее тщательная отделка, точность композиционных построений, строгая геометрия в членении холста на элементарные живописные сегменты и управляемый процесс искажения плоскостного пространства, столь характерные для Павла Филонова, отличают и приемы, используемые Андреем Ваниным. Впрочем, мозаичность у него имеет и декоративную функцию, функцию орнамента. Его активная роль приводит к пластической привлекательности художественного произведения. В ряде работ изощренная линия и дробность цветовых масс, перетекающих из одного сегмента в другой по принципу цветового согласования или контраста, создают ощущение самодостаточности создаваемой орнаментальной конструкции. Здесь уместно вспомнить о стиле "модерн", в котором использование орнамента было типичным. Но в данном случае плавность и закругленность линий и форм уступает место более резким членениям, а узнаваемость элементов узора трансформируется в некоторую ребусность цветовых пятен и рисунка, иногда скрывающих условность знака, иногда являющихся чисто живописной игрой цвета. Кроме того, реалистический элемент в изображении полностью заменяется все еще предметной, но условностью. Часто А. Ванин, отделывая работу, использует элементы "ташизма" с его любовью к красочным пятнам и потекам, а подготавливая первичный фоновый слой, формирует фактуру, напоминающую "фроттажный" прием с его, казалось бы, случайным рисунком.

И, наконец, формы, в которых остаточная предметность представлена в работах А. Ванина. Есть некоторое сходство с метафизическими образами К. Карра и Д. де Кирико, а также с постсупрематическими фигурами К.Малевича. Но излишняя манекенная сухость не отвечает интеллектуальному декоративизму А. Ванина, и он создает новую условность, условность космической эпохи, времени нового информационного образа, как средства коммуникации. Части человеческого тела, потеряв свою функциональную роль, приобрели статус знака, конечного обобщения, смыслового концентрата.

В силу всего вышесказанного, живописную манеру А. Ванина можно определить как стихийный (или осознанный) синкретизм. В первом случае становится понятной та отчетливость, с которой влияния иных творческих методов и стилей, получивших признание ранее, проявляются в работах этого художника. Во втором случае это говорит о еще не сформировавшейся собственной живописной стилистике и о продолжающемся процессе творческой ферментации.

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=22092004181914&oldnumber=265