|
| К свежему номеру |
Новая Россия, или Гардарика (Страна городов)Десять политических заповедей России XXI века
Михаил ХОДОРКОВСКИЙ
(Продолжение. Начало см. в № 5 (823) от 15 мая 2020 года)
Демократия или Опричнина?
А зачем, собственно, если вдуматься, нужна демократия, то есть система власти, основанная на регулярных всеобщих выборах и разделении ветвей власти? Зачем это нужно вообще, и России в частности?
Ответ вовсе не очевиден – или, скажем так, очевиден не для всех. В российской либерально настроенной оппозиционной среде бытует мнение: мол, все и так прекрасно понимают, что демократия – это хорошо, а кто не понимает – тот притворяется. Но это глубокое заблуждение.
Ведь даже в само́й либеральной среде встречаются ярые антидемократы, убежденные, что демократия – это удел избранных. А уж в нелиберальной среде противники демократии в России вообще преобладают, просто не все из них высказываются на эту тему определенно, предпочитая отмалчиваться. Поэтому вопрос, должна ли Россия быть по-настоящему демократическим государством, до сих пор остается открытым.
Проще всего было бы списать «демоскептицизм» на косность или малокультурность, но все обстоит гораздо сложнее.
Во-первых, среди противников демократии немало высокообразованных интеллектуалов, а не только оболваненные режимом обыватели.
Во-вторых, есть много реальных проблем в функционировании современной демократии, которые сегодня дискредитируют ее в глазах людей с самыми разными политическими взглядами.
В-третьих (и это, пожалуй, самое главное), в России демократический опыт – мизерный, тогда как противоположный ему опыт авторитарного правления обширен и по инерции внушает многим гораздо больше доверия.
При этом надо иметь в виду, что Россия – это атипичная диктатура. Русский авторитаризм по-своему уникален и не раз демонстрировал свою способность к модернизации. По мере эволюции российская политическая система сформировала собственный оригинальный ответ на вызовы истории, который можно условно назвать перманентной опричниной. Эта система не так примитивна, как многим кажется.
Суть опричнины – в разделении власти на внешнее и внутреннее государство, где внутреннее государство контролирует внешнее и является скрытой политической силой.
Изобретенная еще Иваном Грозным, опричнина претерпела множество видоизменений. Внутреннее государство называлось в разные времена по-разному (двор, компартия, кооператив «Озеро»), но суть оставалась прежней: на регулярное государство, поверх всех его законов и институтов, накладывалась сетка неформальной власти, не прописанной никакими законами, – власти «надсмотрщиков», стоящих над законом и живущих за счет привилегий. Это специфическое российское «Вечное Средневековье» – меняющееся, постоянно приспосабливающееся к новым условиям, но так никуда до конца и не исчезающее.
В историческую память народа вшито представление о магической силе этого средневековья, и люди помнят, что попытки уйти от привычной парадигмы заканчивались каким-нибудь смутным временем.
Здесь не надо никакой пропаганды, это первая «рабочая» ассоциация российского массового политического сознания. Поэтому феномен повторного увлечения сталинизмом, о котором сегодня много спорят, нельзя воспринимать упрощенно, лишь как следствие оболванивания людей телевизором. У него довольно глубокие корни, не говоря уже о том, что у значительной части общества симпатии к Сталину и его методам управления страной сохранялись даже во времена самого разгула демократии. Конечно, эта часть общества отнюдь не всегда вела себя так же агрессивно и беззастенчиво, как сегодня, но своим принципам она не изменяла ни на йоту.
В основе таких стойких симпатий – вера в эффективность сталинских методов управления, особенно если необходимо быстро мобилизовать ограниченные ресурсы для достижения конкретного результата.
Весомая часть общества в России и сегодня убеждена в наличии у сталинизма модернизационного потенциала – и это реальность, с которой приходится считаться. Разговоры о Сталине и даже Иване Грозном как об эффективных менеджерах велись в России задолго до появления Путина, просто им не придавали значения, отмахивались как от ерунды. Выясняется – напрасно. Нужны не эмоции, а аргументы. Пока первых больше, чем вторых.
Возражения по существу, которые либеральная часть общества выдвигает против сталинизма, а значит – в пользу демократии, сводятся в основном к двум позициям: этической и экономической. Этическая позиция напоминает о цене вопроса – миллионах жизней, которыми была оплачена сталинская «победа». Экономическая позиция констатирует: уже полвека спустя страна распалась на части, не в последнюю очередь потому, что явно отстала в своем экономическом развитии от демократических стран.
Аргументы этического порядка сталинисты обычно парируют тем, что демократия тоже отнюдь не всегда являлась на свет в белых одеждах: мол, и демократические революции нередко сопровождались массовыми жертвами. На аргументы экономического порядка сталинисты отвечают, что роковое отставание произошло потом, уже в послесталинскую эпоху.
Кому-то может показаться, что они правы и модернизационный потенциал тоталитарного общества по-настоящему безграничен. Но это впечатление быстро улетучится, если принять в расчет длительные исторические циклы.
Действительно, и Петр I, и Сталин достигли некоторых экономических высот, взнуздав страну. Но уже к концу их жизни, через одно-два поколения после начала реформ (то есть через двадцать – сорок лет), начиналась непреодолимая стагнация, корни которой уходили именно в «эпоху великих побед». В конечном счете эти «победы» – как следствие революции – и оказывались причиной системного отставания. Из-за авторитарной природы модернизаций Россия развивалась от революции к революции, по алгоритму «шаг вперед и два шага назад». И с веками маятник потрясений раскачивался только сильнее. Сравнивать надо не авторитарную модернизацию с архаикой, как это у нас обычно делается, а эффективность авторитарной и неавторитарной модернизаций на длительных отрезках времени.
Там, где господствовала демократия, развитие шло более равномерно, с меньшими колебаниями исторического маятника, что на больших отрезках времени давало обществу огромную фору. Терпение людей не истощалось под гнетом автократии, не выплескивалось в кровавую гражданскую, не превращалось в истощающую апатию под бессменным правлением геронтократических лидеров, а просто одни политики мирно менялись на других, один политический курс сменял другой и общество галсами шло против ветра различных жизненных невзгод.
В итоге при всех жертвах, положенных на алтарь авторитарной модернизации, Россия каждый раз, снова и снова, оказывалась в положении догоняющей. В этом положении она находится и сейчас. Стратегически, глядя не себе под ноги, а вдаль, на долгую историческую перспективу, для России альтернативы демократии не существует. Иначе рано или поздно очередной размах революционного маятника просто уничтожит Россию как государство. Амплитуду этого маятника можно погасить только с помощью демократии. Но вот вопрос: какая именно демократия нужна нашей стране и как ее выстроить с минимальными издержками?
Задачу придется решать сразу на двух уровнях. Во-первых, России необходимо выстроить демократический фундамент – сделать то, что уже давно сделано в западной части Европы. Но не только наверстать упущенное, а учесть и те новые вызовы, ответы на которые ищут современные западные демократии, испытывающие сегодня серьезные затруднения. Нельзя сначала создать демократию образца XIX века (а именно это все и пытаются делать) и тут же начать ее перекраивать.
Демократическая «классика» нормально уже не работает нигде: ее время ушло. В информационном обществе бессмысленны и бесполезны механизмы политической мобилизации, изобретенные в середине XIX века. Мы каждый день видим, как стагнирует партийная система, неспособная более исполнять свои функции. В России придется сразу строить демократию XXI века, перепрыгивая две ступени за один раз и доказывая правоту евангельской заповеди о последних, которые могут стать первыми.
Что значит «создание фундамента демократии» в России? В мире есть сотни определений демократии и десятки разных ее теорий. Не стану пытаться сформулировать принципиально новый взгляд на предмет или повторять какие-нибудь банальности. Так или иначе, демократическим будет признан тот строй, где в принятии политических решений последнее слово принадлежит обществу, включая все его меньшинства. Не части общества, имеющей право голоса по некоему цензу (материальному, образовательному, этническому и так далее), а всему взрослому и дееспособному населению страны.
В этом отношении демократизм стран, где имеется слишком много «неграждан», всегда будет оставаться для меня под вопросом, несмотря на все исторические предпосылки такого положения вещей.
Сразу оговорюсь, что речь идет не о воссоздании, а о создании такого строя впервые в истории России – здесь, у нас, право решающего голоса обществу фактически не принадлежало никогда. Ни в самые «вегетарианские» давние времена (включая короткий период между Февральской и Большевистской революциями: не будем путать анархию с демократией как организованным процессом), ни в такие спорные годы недавней истории, как девяностые.
Отсутствие ярко выраженных политических репрессий является необходимым, но отнюдь не достаточным признаком демократии.
Российская политическая система была в конце 1993 года (после вооруженного столкновения со сторонниками Верховного Совета) абсолютно осознанно сконструирована таким образом, чтобы вывести фигуру Президента за рамки провозглашенного, но так и не реализованного в жизни разделения властей. В этом плане Конституция посткоммунистической России не ушла далеко от «конституционных законов» самодержавной Империи. Все это в итоге и привело к тотальной деградации государственности в России: к сосредоточению власти в руках президента и его окружения, а впоследствии – к восстановлению неототалитарного режима.
Итак, основополагающий вопрос при создании в России демократии – как втолкнуть верховную власть в систему разделения властей, включить ее в общий баланс сдержек и противовесов, поставить deep state под контроль общества, а то и вовсе ликвидировать его сакральное значение. Это чисто институциональная задача, которая может и должна быть решена конституционно-правовыми методами в рамках общей политической реформы.
Возможно, на данном этапе лучший способ ее решения – переход к парламентской демократии. Так или иначе, в России не должно оставаться политической институции (как бы она ни называлась), которая возвышается над всеми другими ветвями власти и имеет полномочия, не уравновешенные симметричными полномочиями других ветвей. Только в этом случае «золотая акция» демократии останется у общества, а не будет экспроприирована группировкой, близкой к верховному правителю.
Но даже если реализовать столь глубокую институциональную реформу на практике, сделает ли это Россию успешным и демократическим государством?
Ответ не выглядит простым: демократическим – да, успешным – нет. Причина такой неоднозначности – в тех системных вызовах и сбоях, с которыми демократия сталкивается сегодня повсеместно: не только в России, а во всем мире, в том числе и на Западе — в своей альма-матер. Просели прежде всего электоральные механизмы, в основе которых – работа партийных машин. В условиях развитого информационного общества партии перестали быть единственными и даже главными инструментами политической мобилизации.
В наши дни такими инструментами стали компактные и мобильные группы активистов, не имеющие широкого представительства в массах, но способные при достаточном ресурсном обеспечении очень быстро установить с ними контакт через современные медиа и направить движение масс в желательном для себя направлении.
При этом возможные источники ресурсного обеспечения в современном мире весьма диверсифицированы и с трудом поддаются публичному контролю даже в обществах с устойчивыми демократическими традициями и стабильными государственными институтами.
Значение этих перемен в функционировании демократии неоднозначно. С одной стороны, они делают политическую систему более динамичной, адаптивной и, естественно, открытой. С другой – открывают широчайшие возможности для манипуляции общественным сознанием, провоцируют нездоровый популизм и тем убивают саму суть электорального процесса. Пока не очень ясно, как научить демократию работать в принципиально новых условиях. Одно ясно совершенно: если выстроить в России лишь демократию вчерашнего дня, то, вопреки всем усилиям и понесенным жертвам, она не заработает и весь проект окажется провальным, еще не начавшись. А сама идея демократии дискредитируется еще больше.
Выходит, что у России нет иного выбора, кроме как попытаться стать не просто демократическим, а самым передовым демократическим обществом, при созидании которого задействованы новейшие политические технологии. Трудность в том, что подсмотреть, как это делается у других, тоже особенно негде. Мы обречены вновь стать страной социального и политического творчества. В который раз! И происходит это не по нашей собственной воле. Просто у других есть возможность потянуть время, поэксплуатировать имеющийся политический капитал, а у России такой возможности нет: нам и так и так надо строить демократическую систему почти с нуля, а значит – совершенно по-новому, на свой страх и риск, полагаясь больше на свою интуицию, чем на чужой опыт. Эту проблему недооценивают некоторые российские либералы-западники, слишком догматически относящиеся к подходам, наработанным в Европе.
Кроме обязательной программы демократии, сводящейся в первую очередь к грамотному исполнению институциональных реформ, призванных разрушить российское самодержавие системой разделения властей, Россию ждет большая демократическая произвольная программа, от качества исполнения которой в значительной мере и зависит общий успех. И эта программа не будет простой. Степень сложности демократической системы должна быть адекватна степени сложности современного общества.
Позволю себе аналогию. И в мелком торговом предприятии, и в гигантском международном концерне действует один и тот же принцип: акционеры (участники) принимают главные решения большинством голосов. Но механизм реализации права большинства у этих фирм разный. Гигантский многопрофильный концерн не может управляться так же, как маленькая лавка. В нем заложено множество специальных механизмов, предотвращающих возможность совершения большинством ошибок (на деле довольно частых), эти механизмы гарантируют права меньшинства, но мешают ему тормозить работу предприятия и злоупотреблять своими правами.
Так же и в государстве: демократия – это очень сложная система (возможно, более сложная, чем авторитарная власть), причем это всегда «индпошив» под конкретную страну и исторический момент.
Сделать такую работу для огромной, территориально, культурно, природно-климатически разнообразной России непросто. Отсюда и мысль, что надо экспериментировать с парламентскими формами, допускать асимметрию и, конечно, выводить как можно больше решений вниз, децентрализовать все, что поддается децентрализации. Надо исходить из того, что реальной, классической партийной системы в России как не было, так уже никогда и не будет. Стало быть, электоральный механизм мы выстроим вокруг чего-то другого – того, что приходит ныне на смену традиционным партиям.
Ко всему этому надо готовиться сейчас, незамедлительно разворачивая дискуссию о политической форме будущей российской демократии, не откладывая поиск решений на потом, потому что потом времени уже не будет. И это должны быть не пустые заклинания о пользе демократии и не треп о ее общих принципах.
Это должен быть разговор о деталях, с привлечением экспертов и максимально широкого круга интересантов: ведь именно в демократических деталях прячется авторитарный дьявол. Его-то мы и просмотрели в «самой лучшей» Конституции 1993 года. Нельзя, чтобы эта ошибка повторилась.
Продолжение следует...
Весь номер на одной странице
|
Кто-то с трёх раз отгадает, что это за «мужик в пинджаке» запечатлён на этом снимке? Мало того, он запечатлён ещё и в бронзе, и стоит на Набережной Космонавтов, где космонавтами и не пахнет». 
26 марта 1989 года состоялись выборы народных депутатов Союза ССР, первые выборы высшего органа власти Советского Союза, на которых избирателям впервые предоставлялся выбор между несколькими кандидатами в депутаты. Впервые в Союзе ССР происходило публичное обсуждение различных предвыборных программ (в том числе и на теледебатах). 
Друзья, главный вопрос: как же так получилось? Почему Путин и олигархический режим в очередной раз победили в России. Кто-то скажет: нарушения, грязная политика. Безусловно, всё это важно и имеет место быть, но только лишь этим ограничиваться неправильно и не позволит нам увидеть ситуацию объективно. 
Движение «Голос» практически ежегодно фиксировало ухудшение ситуации с правами избирателей. К сожалению, именно президентские выборы все последние 24 года демонстрировали своего рода антистандарт проведения избирательных кампаний. Но никогда еще мы не видели президентской кампании, которая настолько не соответствовала бы конституционным стандартам. 
28 февраля, в Саратове у памятника Вавилову общественник Андрей Калашников провел одиночный пикет против введения цензуры в России. На пикете присутствовала корреспондент ИА «Свободные новости». 
18 января 2024 года в музее К.А. Федина прошел вечер памяти Алексея Слаповского (1957 – 2023). На вечере собрались друзья, коллеги, близкие люди, читатели и почитатели его таланта. 
Политик Екатерина Дунцова, которой ЦИК отказала в регистрации в качестве кандидата в президенты, представила в Саратове партию «Рассвет», созданием которой занимается её команда. 16 февраля на встречу с ней в деловом центре «Спутник» пришли порядка 60 человек. 
18 февраля в сквере на улице Грибова, одном из гайд-парков Саратова, состоялся митинг за перенос площадки строительства будущего Столыпинского индустриального парка. 
