|
| К свежему номеру |
Автобиография, написанная по просьбе моего первого издателя Владимира Геннадьевича Андреева
Олег МОЛОТКОВ
Я, Олег Николаевич Молотков, родился в г. Ленинграде на Суворовском проспекте, напротив «ВЭТА» – военной электротехнической академии им. Будённого, в которой в это время учился мой отец – Молотков Николай Александрович, воевавший в Красной Армии ещё в Гражданскую войну.
Мать – Иванова Ольга Михайловна закончила электромеханический техникум и даже принимала участие в организации самой первой у нас в стране телевизионной передаче в 1936 году.
По окончании академии в 1937 году отца распределили старшим преподавателем в Ульяновское военное училище связи. Мы переехали в этот город на Волге, в котором прожили всего год. Отца назначили начальником связи 63-го стрелкового корпуса, расквартированного в Саратове, командовал которым сын легендарного революционера Петровского, чьим именем назван горд на Днепре. С тех пор я и живу в Саратове.
Первые «события» моей жизни помню с Ульяновска. Особенно «участие» в ноябрьском военном параде, на который я попал, прошагав за строем «своих связистов» от загородного военного городка до центральной площади горда в возрасте трёх с половиной лет.
Потеряв «своих», я не смог толком объяснить, где жил. Бубнил военному патрулю, который, плачущего, подобрал меня поздним вечером: «Там, где учатся курсанты…» И меня полночи возили на машине по всем военным городкам, пока не привезли в свой.
А свою саратовскую жизнь уже помню во всех подробностях. Помню, как накануне Великой Отечественной войны, в мае 1941 года, из дач, построенных для семей начальства, нас срочно перевозили на городские квартиры. Все говорили о предстоящей войне. Для пацанов с кем война вопроса не было. Только что, посмотрев новый фильм «Александр Невский», мы были уверены – с немцами.
Отца я проводил на фронт до машины за неделю до объявления войны. 63-й корпус перебазировался на запад.
`
Войну помню как взрослый: светомаскировку, стёкла окон, обклеенных крест-накрест бумажными полосами, чтобы не вылетали от взрывной волны.
Помню, что в первый же день войны в окрестных магазинах пропали все продукты. В цепкой детской памяти удержалась даже цена на молоко на базаре – шестьдесят рублей за литр (отец, полковник, получал 1500-2000 рублей), продовольственные карточки, с разноцветными квадратиками: «комбижир», «крупа», «подсолнечное масло».
В 1942-м году война вплотную подошла к нам. У нас бомбили мост и крекинг-завод. С немецкой пунктуальностью, после наступления темноты, прилетали и бомбили как раз то, что нам было видно с балкона, выходившего на Волгу.
В квартире нас потеснили эвакуированные из Кривого Рога, оставив нам одну комнату. Все четыре семьи жили дружно. Не видел никогда в жизни больше радости у людей, выскакивающих из своих нор на общую кухню и устраивающих хоровод около большой плиты, которую отапливали дровами, после очередной сводки о взятии нашими войсками нового города страны.
Но это было потом, а летом 1942 года отец с командированным в Саратов интендантом передал матери письмо, в котором запретил нам «срываться с места»: «Сталинград отстоим, а если нет, то и за Уралом достанут».
А в марте 1943 года получили «похоронку». Меня в это время – девятилетнего «битюга» мать на руках носила по врачам, вероятно, от более чем скудного питания: болели ноги. Диагноз ставили более, чем странный: «подагра» (старческая болезнь «буржуев»).
Я уже учился в школе, когда в 1944 году в Саратове открыли суворовское военное училище. Меня, как сына погибшего на фронте воина, зачислили в него.
Питание по курсантской норме быстро подняло меня на ноги. Шесть лет (с 1944 года по 1950 год) я был суворовцем. В основном, учились по программе общеобразовательной средней школы. Строевой и огневой )из «мелкашки» ТОЗ) подготовкой занимались сравнительно немного. Жили на казарменном положении. Я сразу осознал, что это не для меня.
Командирами нашими были сержанты и офицеры (воспитатели и преподаватели), откомандированные к нам с фронта. Мы находили взаимопонимание. С большинством из них. Были, правда, среди них и нехорошие люди. Из «хороших» мы боготворили «Витю Макарова»,как указывала наколка на правой кисти – Героя Советского Союза, получившего это звание за форсирование Днепра.
Но больше запомнились «нехорошие». В одного такого – капитана Кидяева – даже стрелял в тире, когда он проверял мишени. Дело замяли. Ограничились исключением «стрелка» из училища и переводом «мишени» в другую часть.
Наши культурные суворовские развлечения включали в себя: еженедельные просмотры старых фильмов в актовом зале училища (в котором с двухсветных стен на нас глядели огромные портреты полководцев прошлого и настоящего времени), многочисленные «краснознамённые» ансамбли с постоянным, осточертевшим нам репертуаром. Приятное разнообразие вносили приглашения, правда, довольно редкие, писателей, композиторов и других известных людей.
После приглашения шахматного чемпиона Саратова – Аратовского, началась шахматная эра. Шахмат и шашек, в обычном понимании, у нас не было. Для сеанса одновременной игры с маэстро шахматы откуда-то привезли. К досаде преподавателей, на уроках появилась масса самодельных. По бумажным «доскам» двигались кубики из стирательных резинок, с изображением пешек и фигур.
После выступления бывшего фронтовика саратовского поэта Исая Тобольского все начали писать стихи. Появился рукописный училищный литературный журнал. Меня эта «стихия» не захватила, но когда при праздновании тридцатилетия Советской Армии в 1948 году под угрозой «лишения городского отпуска» (удара по самому больному месту несчастного ребёнка) всем воспитанникам было предложено на выбор написать на военную тему сочинение или стихотворение, я выбрал последнее, потому что сочинение по объёму должно было быть не менее двух страниц, а объём стиха не оговаривался.
За первое в своей жизни стихотворение я получил «приз» – книжку А. Ферсмана «Воспоминание о камне», Гослитиздат, 1940 г., с надписью: «Воспитанник 4-го класса (у нас была отличная от средней школы градация классов) Саратовского суворовского военного училища Молотков Олег награждается за лучшее литературное произведение, представленное на конкурс, посвящённый 30-летию Советской Армии.
Начальник училища полковник Филимонов
Председатель жюри капитан а/с Горбунов.
6.4. 48».
Эту книжку я сохранил на память, как и убогое «произведение»:
СУВОРОВ
Сквозь шум боёв и пыл сражений
провёл Суворов жизнь свою,
и не имел он поражений
нигде: ни в войнах, ни в бою.
Любил он русского солдата,
любил походы и бои
и ненавидел шик парада:
перчатки, пудру, парики.
Суворов нравился солдатам
за то, что был он прост, умён,
за то, что был солдату братом,
за то, что сам владел ружьём.
Меня почему-то будущая военная служба не прельщала. Я отказался посещать занятия, пока мне не выдали справку о том, что я отчислен «как нежелающий учиться в суворовском училище», и буквально голым (сняли всё вплоть до трусов, тогда как всем выгнанным за плохую учёбу и поведение сохраняли и зимнюю, и летнюю форму), «отпустили на гражданку».
Заканчивал я 19-ю школу. Училище кое-что мне дало. Физически, хотя я там не занимался ни в одной спортивной секции, оказался сильнее хилых «военных» детей. И начитанность моя (каждую свободную минуту проводил в читальном зале) оказалась не хуже их.
Но училище привило мне и свои духовные ценности. Я возмечтал стать лётчиком, и поэтому в 10-м классе поступил на учёбу в аэроклуб. В свидетельстве об окончании аэроклуба написано, что я в 1953 году окончил Саратовский аэроклуб по курсу пилотов на самолёте УТ-2 с оценками: теоретический курс – хорошо, лётная практика – хорошо. За время обучения налетал: вывозных полётов – 94 (16 часов 37 минут), контрольных – 73 (18 ч 42 мин), самостоятельных – 67 (12 ч 52 мин).
Подготовка была такой серьёзной, что я, не прослуживший ни дня в армии, не считая СВУ, в военкомате получил военный билет с присвоением звания «сержант». Через два года этот аэроклуб окончил Юрий Гагарин.
Отдав дань авиации, я в 1953 году поступил в Саратовский автодорожный институт им. Молотова, на автодорожный факультет.
В суворовском училище, на год моложе меня, учился прославленный впоследствии тяжелоатлет – великий Юрий Власов. С его «подачи» я тоже начал заниматься штангой, учась в институте.
И работая, я не бросал спорт до сорока лет – то в качестве спортсмена, то «играющего тренера». Мастер спорта СССР. С 1960 года по 1970 год – абсолютный чемпион города и области. В 1968 году был чемпионом российского «Динамо» в полутяжёлом весе.
Окончив институт, только год проработал по специальности «Эксплуатация и ремонт автомобильного транспорта». Попал в аварию, после которой мне категорически запретили заниматься спортом. Запрет врачей я игнорировал.
Далее, работал инженером-конструктором и ведущим технологом на заводе ракетной техники и НИТИ (научно-исследовательском технологическом институте авиапрома СССР), совмещая эту деятельность со спортивной.
«Изобретатель СССР». Знак получил за авторское свидетельство: «Установка для автоматической сборки пакетов магнитопроводов электрических машин» и внедрение установки на предприятия отрасли.
Ровно в сорок лет, на пятом десятке, когда окончательно оставил спорт и тренерскую деятельность, написал второе своё стихотворение «Человеческая комедия» (инженерный вариант) и отправил в «Литературную газету», тираж которой был свыше пяти миллионов экземпляров. Я был уверен, что его сразу же напечатают, ибо открыл новую форму стихосложения. И действительно, 3 декабря 1975 года его напечатали полностью, не переделали «под своё». А через месяц в рубрике «наши лауреаты» я прочитал такие строчки: «Премия «ЛГ» – «Золотой телёнок» по разделу иронической поэзии за 1975-й год присуждается незнакомому нам инженеру из Саратова Олегу Молоткову, приславшему свою рукопись просо по почте».
Я ещё не знал всех фокусов и интриг «в работе с авторами», поэтому очень удивился такой формулировке. Тем не менее, и второе в моей жизни стихотворение получило премию, на этот раз Всесоюзную.
Чтобы покончить с премиями, добавлю, что была ещё одна – областная премия им. Сергея Есенина в 1995 году. Больше ничего, кроме подзатыльников, я не получал.
Печатался в общих сборниках или, как называли их авторы, «братских могилах» Приволжского книжного издательства. В начале 80-х в нём вышли две моих книжки со стихами для детей «Где зимуют раки» и «В день рождения». Иронические мои строчки печатали практически все журналы, в которых были разделы сатиры и юмора: «Крокодил», «Юность», «Москва», «Нева», «Кубань», «Дон» и, конечно же, «Литературная газета».
В марте 1982 года, по конкурсу рукописей, я попал на съезд семинар сатириков России, где на второй день семинара меня провозгласили «литературным открытием съезда». Впрочем, на третий день меня закрыли. Закрыл сам Дубровин – главный редактор «Крокодила», а именно к 60-летию журнала был приурочен съезд. Редактору показали мои поздравления:
Ты, Россия – гордость мира,
ты читающая вся.
Почему ж твоя сатира
пресмыкающаяся?
Он обвинил меня в чёрном юморе. Эти открытия, закрытия убедили меня, чо в моих строчках что-то есть.
В 1989 году ЦТ ТВ, неоднократно прерывая свои передачи, объявляло, что 1 апреля в Одессе состоится Первая Всесоюзная юморина. В ней мог принять участие любой житель страны, предварительно прислав свои стихи, рассказы в Москву, на конкурс рукописей, и, что самое главное – никаких жюри. Судить будут сами зрители. То оказалось наглым враньём.
На Запорожском «полуфинале» действительно судил народ. На остальных (Москва, Ленинград, Одесса, Свердловск) – не знаю. В Запорожье, куда был вызван телеграммой, я был первым на ура. Москвичи и ленинградцы, которые приехали в провинцию за лёгкой жизнью, не прошли. Оценочные листки с фамилиями участников раздавались зрителям по жребию. На каждый лист было три судьи (ещё соседи слева, справа). Оценки: 1,2,3. у меня, так как листков было десять, была абсолютно высшая сумма – 30. Половина троек была с плюсами.
А в Одессе (на финале) появилось жюри. Что это было за жюри и как оно работало – в следующих строчках, написанных по горячим следам 1 апреля 1989 года:
ПОЧЕМУ САТИРИКИ ПОХОЖИ
Обращаюсь я к Всевышнему: «О Боже!
Почему сатирики похожи?
Это, может быть, от фотоблица
на одно лицо все эти лица?»
победители Одесской Юморины
сделали улыбчивые мины:
и Ботвинник, и Карпуль, и Шендерович,
и Корзон, и Шмуль, и Рабинович…
и жюри. Любой из них доволен:
Альтов, Лившин, Горин, Смолин, Волин…
На пути сатирика тернистом
становлюсь невольно шовинистом.
Никакого места мне не дали, но после окончания фестиваля ко мне подошёл председатель этого жюри Григорий Горин, лицемерно пожал ладонь и ласково сказал: «Замечательные у вас стихи и вы их прекрасно читаете». И, видимо, в оправдание своего жюри, продолжил: «У нас, к сожалению, не предусмотрен приз за литературу. А тут, как видите – цирк». Я уже знал цену этим «похвалам» и принял их как издевательство и наглое утверждение: творю, чего хочу.
Мне оставалось пять лет до пенсии. Я работал и писал стихи – впечатления от «перестройки» – грабительского передела собственности.
«На бумаге» у меня на сегодняшний день три с половиной тысячи стихов. Не так уж и много: приблизительно по 125 стихотворений в год. Они помещены, в основном, в толстых, переплетённых «альбомах технической документации», на обратной стороне ей. Каждый стих имеет порядковый номер и дату записи.
Моя жена Галина Георгиевна (через три года, если доживём, у нас будет «золотая свадьба») моя единственная опора и в первой части жизни, спортивной (без её заботы не было бы никаких рекордов), и во второй – литературной – консультант и редактор всех моих строчек, уже тринадцать лет, после выхода на пенсию, работает (она инженер-радиофизик) уже 45-й год на одном и том же предприятии «Знамя Труда» – теперь радиоприборный завод.
Сын – Алексей – врач, кандидат медицинских наук.
До 2001 года я писал как в прорву. Подозревая, что все мои творения после нашей смерти пойдут на помойку, мы с женой «съёжились» и тиражом в сто экземпляров издали за свой счёт мою первую книжку иронических стихов «Ужас, смех и слёзы».
Два издательства заинтересовались моими строчками и выпустили второе издание «Ужаса…» тиражом в тысячу экземпляров и книжку «Иронические строчки по истории России» тем же тиражом уже за их счёт и даже с «гонораром» по пятьдесят экземпляров – в 2002 и 2003 годах.
9 июня 2004 года
Весь номер на одной странице
|
Кто-то с трёх раз отгадает, что это за «мужик в пинджаке» запечатлён на этом снимке? Мало того, он запечатлён ещё и в бронзе, и стоит на Набережной Космонавтов, где космонавтами и не пахнет». 
26 марта 1989 года состоялись выборы народных депутатов Союза ССР, первые выборы высшего органа власти Советского Союза, на которых избирателям впервые предоставлялся выбор между несколькими кандидатами в депутаты. Впервые в Союзе ССР происходило публичное обсуждение различных предвыборных программ (в том числе и на теледебатах). 
Друзья, главный вопрос: как же так получилось? Почему Путин и олигархический режим в очередной раз победили в России. Кто-то скажет: нарушения, грязная политика. Безусловно, всё это важно и имеет место быть, но только лишь этим ограничиваться неправильно и не позволит нам увидеть ситуацию объективно. 
Движение «Голос» практически ежегодно фиксировало ухудшение ситуации с правами избирателей. К сожалению, именно президентские выборы все последние 24 года демонстрировали своего рода антистандарт проведения избирательных кампаний. Но никогда еще мы не видели президентской кампании, которая настолько не соответствовала бы конституционным стандартам. 
28 февраля, в Саратове у памятника Вавилову общественник Андрей Калашников провел одиночный пикет против введения цензуры в России. На пикете присутствовала корреспондент ИА «Свободные новости». 
18 января 2024 года в музее К.А. Федина прошел вечер памяти Алексея Слаповского (1957 – 2023). На вечере собрались друзья, коллеги, близкие люди, читатели и почитатели его таланта. 
Политик Екатерина Дунцова, которой ЦИК отказала в регистрации в качестве кандидата в президенты, представила в Саратове партию «Рассвет», созданием которой занимается её команда. 16 февраля на встречу с ней в деловом центре «Спутник» пришли порядка 60 человек. 
18 февраля в сквере на улице Грибова, одном из гайд-парков Саратова, состоялся митинг за перенос площадки строительства будущего Столыпинского индустриального парка. 
